"Тарас Степанчук. Наташа и Марсель " - читать интересную книгу автора

оставался пропагандистом в одном из цеховых рабочих коллективов. Учитывая
немалую занятость, его пытались от этой нагрузки освободить, но Демин не
соглашался, потому что быть пропагандистом - это его призвание, потребность
души, проявившаяся еще с комсомольских и более дальних, пионерских времен.
Истоком этого призвания стал доклад о Парижской коммуне, сделанный в
Калужской школе-семилетке и на побывке в Хотисине, в кругу семьи и соседей.
Еще тогда, в Хотисине, отец спросил:
- А для чего ты обо всем этом гутаришь?
- Чтобы быть похожим на героев Коммуны! Ну и хочу побывать в Париже, у
стены Коммунаров, на кладбище Пер... Ла... Шез.
- Эвон куда хватил! - удивился сосед. - До калужского кладбища тебе
побывать - самая дальняя дорога. А ты, недорослый, в Париж!
...Пересекая город с запада на восток, "рено" плавно катился по
роскошным Елисейским полям, миновал площадь Конкорд. Справа, за парапетом
набережной, навстречу текла Сена - голубое ожерелье Парижа.
Демин и Сози молчали, пружинисто собранные и напряженные. С той поры
как они расстались, минули десятилетия, и каждый думал, насколько изменился
другой и что в нем осталось от того, военной поры, Ивана, Марселя?
Кивнув направо, через Сену, на остров Сите, Марсель скупо обронил:
- Дворец Правосудия. Нотр-Дам - собор Парижской богоматери.
На набережной Сены, по улицам и площадям роскошными свечами цвели
парижские каштаны, ликовали весенние цветы. Автомобиль Марселя продирался на
восток в густом потоке других машин.
- Июльская колонна на площади Бастилии... Венсеннский вокзал... Площадь
Нации...
Демин молчал, все еще мысленно оставаясь между Хотисином и Парижем.
Этот реальный Париж, по которому они сейчас ехали, был прекрасен, но лучше
ли он был сказочного и героического города детской мечты?
Машина остановилась, и Марсель, выключив зажигание, сказал:
- Пер-Лашез.
Демин обеспокоенно глянул на Марселя и подумал: "Только бы не стал
перечислять знаменитостей, что здесь похоронены, да не подсчитал, упаси
боже, сколько тысяч франков стоит нынче место на кладбище - на этом
священном кладбище, где за деньги может быть похоронен любой толстосум".
Марсель молча вышел из машины. Подождал Демина. И они, как в строю,
единым шагом двинулись к воротам. Левой-правой... Раз-два...
Ворота Пер-Лашез! Когда это было? Демин помнит точно: в последний вечер
"кровавой недели", 27 мая 1871 года. Последняя тысяча героев Коммуны заняла
оборону за этими вот воротами. Версальцы разбили из пушек ворота, ворвались
на кладбище.
Слитно печатая шаги - левой-правой, раз-два, - шли они по аллее.
Парижский майский вечер, длинные тени надгробий, ряды могил, высеченные в
камни стихи, гранитные и мраморные статуи. Тишина и покой вечности. И шелест
молодой зелени на вековых деревьях - некоторые из них стояли здесь еще в
такие же весенние дни Парижской коммуны, храня в себе память и шрамы
версальских пуль.
И здесь же целуется пара влюбленных, играют между могилами девочка с
мальчиком, и кому-то из них бабушка вяжет нарядный свитер. И здесь же -
выстрелы и стоны, неравный штыковой бой последней тысячи коммунаров с
полками озверевших версальцев.