"Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский. Домик на Волге (Повестть про народовольцев) [И]" - читать интересную книгу автора

да прямиками, долго ли сбиться? Ты, видно, не здешний?
- Не здешний. Так как же до деревни-то добраться? - нетерпеливо спросил
молодой человек, чтобы прекратить поскорее этот допрос.
- А вот как пройдешь поле да взойдешь на тот холмик, вот там, - с
большим радушием объяснял мужик, указывая рукою, - увидишь налево кусты, а
меж кустами дорога - так, проселковая, почитай что не езжалая. Так ты туда
не ходи; а направо будет тебе ветряная мельница, Панютиных господ, что
нашей деревней допрешь владели. Так ты туда тоже не ходи. Ни к чему,
потому что мельница-то пустая. Наши ее на дрова ломают. А иди ты прямо - и
будет тебе тропа.
А по тропе ты вправо все забирай, все забирай, и выйдешь ты на
пригорок. Вот там, в долинке, наша самая деревня и будет. Сухомля
прозывается. Так она испокон веку Сухомля и была. Там уж спросишь.
- Спасибо, - сказал молодой человек и быстро удалился.
- Счастливого пути! - крикнул ему вслед мужик.
Молодой человек, не останавливаясь, обернулся и кивнул головой.
- Спасибо, - проговорил он на ходу.
- Жулик! - с убеждением сказал мужик, когда молодой человек достаточно
удалился. - Стащил. видно, на станции сумку-то, ну и припрятать хотел.
Молодой человек дошел между тем до пригорка и увидел все, как ему
объяснял мужик. Мельницу и проселок. Но он не пошел дальше в деревню по
указанному ему направлению. Под влиянием инстинктивного стремления
беглецов замести свой след он переменил план и свернул влево. Его манила
лесная роща, и дорога казалась достаточно проторенной. По ней он
рассчитывал добраться до жилья.
Он шел долго, часа два. Лесок сменился полями.
Потом опять пошел лес. Он освободился от своего сака, забросив его в
лесную чащу. Теперь не особенно внимательный наблюдатель мог бы принять
его за дворового без места, идущего по бедности на своих на двух искать
куда-нибудь счастья. Вид у него был, во всяком случае, достаточно унылый.
Он сильно проголодался, и усталость вместе с бессонницей начинали брать
свое.
Но это его не смущапо. Гораздо более смущало его то, что по временам
ноги его ни с того ни с сего подгибались, точно кто-то толкал его под
колени. Очевидно, его отчаянный прыжок не обошелся ему даром.
Однако он все шел и шел вперед. Лес становился гуще и мало-помалу
менялся. Чаще и чаще стали попадаться хвойные деревья, и мало-помалу лес
перешел в темный еловый бор. Вековые деревья нависали своими ветвями над
дорогою. В глубине, куда не достигал глаз, виднелась длинная анфилада
стройных красноватых колонн. Мягкая, рыхлая, лишенная травы земля была
покрыта, как войлоком, сплошным слоем светлопалевых старых хвои, которые,
казалось, сами светились нежным, мягким светом, придававшим какую-то
таинственность храма этим глубоким темным сводам.
Едва переступая утомленными ногами, молодой беглец плелся вперед, не
обращая внимания на окружающее, как вдруг горизонт просветлел, лес
расступился, и он увидел перед собою всю залитую косыми лучами, огромную
поверхность воды, тихую, как озеро в безветренный день.
То была Волга-матушка, великая русская река, которую он так любил и на
которой прошло его детство.
Дорога круто сворачивала направо вдоль реки.