"Андрей Стерхов. Атака неудачника ("Быть драконом" #2) " - читать интересную книгу автора Честь - смолоду.
От Начал до Суда, как ни крути: Одной не миновать, Двум не бывать, Дважды не войти. А потом выдернул луч и добил по-простецки: Сгинь, разбуженное лихо, Пусть в Пределах станет тихо! Демон напоследок взвизгнул пронзительно, будто хряк при заклании, вывернулся наизнанку через свежую рану, вспыхнул ярко и в следующий миг обратился в облако трухи, что тут же и осыпалась на асфальт черными хлопьями. На том моя часть работы была исполнена. Дальше - это уже была забота местного дворника и городских Молотобойцев. Дворнику предстояло размести метлой по ветру непонятную дребедень, а Молотобойцам - найти трикстера. Так они, отважные бойцы городского Поста кондотьеров Предельного съезда сыновей седьмого сына, называют всякого посвященного, совершившего противоправные действия. И они его, разумеется, нашли. В два счета нашли. Хотя, чего там, честно говоря, искать-то было? Пустяк. Рутина. Тупо отработали список участников злополучного тендера, вычислили самого обиженного и уже через него добрались до Трофима Ходатаева-Якунчика, чернокнижника с паршивой репутацией из Медоварихи. Добрались и приняли. Пройдоха поначалу в отказ пошел, но когда хорошенько прижали (Молотобойцы в этом деле бо-ольшие доки), повинился, что так и есть - это он, подлец такой мерзопакостный, вызвал крым-рыма из Запредельного. Повелся сдуру на заманчивое число с пятью - чтоб нам так жить - нулями. Можно сказать, испугом отделался. Какая-то скидка ему там вышла по Третьей оговорке Марга Ута, так что огреб всего ничего - семь лет немоты. Ерунда, а не срок. А-та-та по попе мальчику, чтобы грязный ноготь на пальчике не грыз. Хотя с другой стороны - мне-то что? Не дело дракона посвященных судить, пусть сами друг друга судят. И ответственность за свои неумные решения и попустительскую мягкотелость пусть тоже сами несут. Но видит Сила, наплачутся они еще с этим Ходатаевым герб ему на щит Якунчиком. Ей-ей, наплачутся. Ну и ладно. Для меня та история уже пылью архивной стала, тут новое дело наклевывалось. Импозантному мужчине, которого Лера впустила в кабинет, было на вид лет шестьдесят, может, немногим больше. Шикарный кожаный плащ, часы швейцарской сборки, портфель из крокодила и выпендрежная трость с массивным набалдашником говорили о нем, как о человеке обеспеченном, а в манере держаться сквозило нечто начальственное. Я, честно говоря, и подумал сперва, что господин этот, похожий на сенбернара-медалиста, какой-нибудь начальник. Пусть средней руки, быть может, умывальников, но, все-таки, начальник. Вот почему сильно удивился, когда он, сняв шляпу и церемонно приложив ее к груди, отрекомендовал себя следующим образом: - Холобыстин Семен Аркадьевич, писатель. Произнес он эту фразу так, будто я должен, даже обязан был знать его имя. Мало того еще и добавил: - Тот самый. Обнаружив, что это не произвело на меня должного впечатления, он спросил без обиняков: |
|
|