"Оливия Стилл. Жара в Архангельске-2 " - читать интересную книгу автора

стенки, - Олива вытащила из чемодана пижаму и мыльно-рыльные
принадлежности, - Ты стели, а я пока в душ схожу.
В тесной душевой, что находилась в конце коридора, почему-то не
оказалось горячей воды. Олива кое-как подмылась, вычистила зубы и, переменив
белье, надела пижаму. Вроде все. Но Олива почему-то еще медлила в душевой,
хотя и не собиралась мыться в холодной воде. Она завернула в целлофановый
пакет зубную щетку и пасту, сунула туда же мыло. И тут ей на глаза попался
маленький флакончик одеколона с феромонами - тот самый, который ей дарила
Аня накануне зимней поездки в Архангельск.
"Подушусь-ка я им", - решила Олива. Фиг знает, зачем она это сделала, у
нее и в мыслях не было соблазнять Салтыкова. Просто, наверно, как любой
женщине в присутствии мужчины ей хотелось и выглядеть, и пахнуть хорошо.
Салтыков лежал в комнате на кровати и смотрел черно-белый телевизор,
стоящий в пыльном в углу. Олива поморщилась: ее с детства раздражал
телевизор, который каждый вечер, придя с работы, смотрел ее отец. С отцом у
Оливы были плохие отношения: ее раздражало, когда он сидел в кресле, держа
одной рукой газету, а другой - пульт от телевизора, и щелкал, щелкал по
каналам до бесконечности. Так и запечатлелся в ее памяти негатив с раннего
детства: отец, уткнувшийся в газету и щелкающий пультом по программам, и
мать, худая и издерганная, в халате и бигудях, пронзительно визжащая на
мужа, что он опустился, дальше газеты ничего не видит, и не замечает, что в
кухне течет кран, мусорное ведро не вынесено, а у дочери опять двойка в
дневнике...
- Выключи телевизор, - сказала Олива, - Давай спать.
Салтыков выключил телевизор и свет и лег рядом с Оливой. Она лежала у
стенки, хрустела чипсами. Ей хотелось пить, но Салтыков ее опередил, отпив
из горла большой бутылки "Спрайта". Газировки в бутылке еще оставалось
много, но пить после него из горла Олива побрезговала.
- На, - сказала она, протягивая ему остаток чипсов в пакете, - Я больше
не хочу.
Салтыков положил чипсы на подоконник. Две минуты прошло в молчании.
Олива закрыла глаза и задремала.
- Черт... Комары суки летают... - Салтыков перевернулся на спину, -
Олива, ты спишь или нет?
- Надо было раптор привезти с собой, а я забыла, - пробормотала Олива в
подушку.
- Ч-черт... Кусаются, падлы...
- Окно закрой.
Салтыков дотянулся до фрамуги и, захлопнув ее, лег опять.
- Че-то я вспомнила, как в деревне у нас комары в избе летали, -
произнесла Олива, - Вот это были настоящие комары! Такие полчища, что
хлопнешь, бывало, в ладоши - десятерых убьешь... И травить их было нечем: ни
тебе рапторов, ни дихлофосов... Медвежий край...
- Бедная Оливка, - посочувствовал Салтыков, - Как же ты там
выдерживала?
- А что делать...
Оливе при воспоминании о своей жизни вдруг отчего-то так стало жаль
себя, что хоть плачь. Салтыков лежал рядом с ней, облокотившись на подушку,
сочувственно слушал. И ее понесло: она начала рассказывать ему о своем
детстве, проведенном в деревне у злой тетки, которая заставляла ее каждое