"Нил Стивенсон. Криптономикон" - читать интересную книгу автора

бы им Бобби Шафто - если б его удосужились спросить, - дорога пролегает
через банковский район. Здесь вам и Гонконгский Банк, и Шанхайский, и,
разумеется, Сити-банк, Чейз-Манхэттен-банк, Банк Америки, ББМЕ,
Сельскохозяйственный банк Китая и еще куча занюханных провинциальных банков.
Часть из них имеют контракты от недобитого китайского правительства на
печатание денег. Дело, видать, не шибко прибыльное, поэтому деньги из
экономии печатают на старых газетах. Можно разобрать прошлогодние новости и
счет матчей в поло под яркими цифрами и картинками, превращающими куски
резаной бумаги в легальное платежное средство.
Как известно каждому рикше и разносчику в Шанхае, контракт на печатание
денег предполагает, что банк обеспечивает бумажки таким-то и таким-то
количеством серебра; любой может войти в банк на Цзюцзянской дороге,
шваркнуть на прилавок груду купюр и (при условии, что они отпечатаны этим
банком) получить за них настоящее металлическое серебро.
Если бы Китай в это самое время не четвертовала Япония, правительство,
вероятно, отправляло бы в банки аудиторов проверять, сколько в сейфах
серебра, и все было бы чин чинарем. Однако сейчас за честностью банков
следят только другие банки. Вот как это делается: в ходе нормальных деловых
операций куча бумажек проходит через окошки (скажем) Чейз-Манхэттен-банка.
Их уносят в заднюю комнату и сортируют, бросая в картонные коробки (примерно
два квадратных фута, ярд глубиной, с веревками по четырем углам). Все деньги
(скажем) Банка Америки сваливают в одну коробку, Сити-банка - в другую.
Потом, под вечер пятницы, зовут кули. У каждого кули, или у каждой пары
кули, есть свой длинный бамбуковый шест; кули без шеста - все равно что
морпех без начищенного штыка. Они продевают шесты в петли по углам коробки,
затем подлезают каждый под свой конец шеста и поднимают коробку. Кули должны
шагать в такт, не то коробка раскачается и все высыпется. Поэтому,
направляясь к банку, название которого указано на купюрах, они поют и
переставляют ноги в такт песне. Шест длинный, кули далеко друг от друга,
петь приходится громко, и, разумеется, каждая пара на улице поет свою песню,
стараясь перекричать остальных, чтобы не сбиться с шагу.
В пятницу вечером, за десять минут до закрытия, двери многих банков
распахиваются и входят поющие кули, как какой-нибудь хор в сраном
бродвейском мюзикле, шваркают коробки с мятыми ассигнациями и требуют деньги
на бочку. Все банки сводят расчеты в конце недели. Иногда они делают это
одновременно, особенно в такой день, как 28 ноября 1941 года, когда даже
простому морпеху Шафто ясно, что настоящее серебро лучше груды резаных
бумаг.
Вот почему, хотя нормальные пешеходы, торговцы с тачками и озверевшие
полицейские-сикхи, разбегаются с дороги и вжимаются в стены клубов, борделей
и магазинов на Цзюцзянской дороге, Бобби Шафто и прочие морпехи по-прежнему
не видят канонерки за горизонтальным лесом бамбуковых шестов. Не слышат
гудков своего грузовика за пульсирующей пентатонической какофонией. Это не
просто пятничная банковская лихорадка. Это последний расчет перед тем, как
все восточное полушарие займется огнем. Миллионы обязательств на подтирках
будут обменены или пропадут в следующие десять минут; настоящее серебро или
золото перейдет из рук в руки или останется на месте. Своего рода финансовый
Судный день.
- Господи, я не могу, - стонет рядовой Уайли.
- Капитан сказал ни хера не останавливаться, - напоминает Шафто. Он не