"Нил Стивенсон. Одалиска ("Барочный цикл: Ртуть" #3) " - читать интересную книгу автора

по большей части веселых вдовушек, тоже, разумеется, не абы чьих. Почти все
они были фрейлины, что позволяло им безвылазно торчать в Сент-Джеймском
дворце. Даниель героически старался уследить за подобными вещами и мог по
памяти перечислить королевских любовниц, но герцогских не превозмог.
Впрочем, было эмпирически установлено, что герцог не способен пропустить ни
одной молодой особы в зеленых чулках, так что Даниель мог более или менее
отсортировать их, просто глядя на щиколотки.
С любовницами следовало повременить до тех пор, пока он узнает хотя бы,
как их зовут. Оставались приближенные. Некоторые сполна определялись словами
"придворные" или "безмозглые щеголи", других следовало изучить и понять во
всем многообразии их перцепций. Даниель содрогнулся при виде субъекта,
которого, не будь тот во французском дворянском платье, принял бы за
шаромыжника. Казалось, это плод какого-то чудовищного эксперимента,
поставленного Королевским обществом: две человеческие головы, одну побольше,
другую поменьше, разрезали пополам и срастили по шву. Субъект постоянно
дергался, словно половинки головы спорили, куда смотреть. Время от времени
спор заходил в тупик; тогда он замирал на несколько мгновений, открыв рот.
Потом моргал и вновь с сильным французским акцентом обращался к своему
собеседнику - молодому офицеру Джону Черчиллю.
Лучшая половина странного француза выглядела лет на сорок - пятьдесят.
То был Луи де Дюра, племянник маршала Тюренна, давно и прочно осевший в
Англии. Женившись на правильной англичанке и собрав для Карла II изрядно
налогов, он стал бароном Троулейским, виконтом Сондским и графом
Февершемским. Февершем, как его обычно называли, был постельничим Карла II,
и сейчас ему следовало находиться в Уайтхолле. Его отсутствие на месте можно
было бы расценить как постыдное небрежение обязанностями. Однако Февершем к
тому же командовал конной гвардией, что давало ему предлог околачиваться в
Сент-Джеймском дворце: Джеймс, ненавистный всем, но здоровый будущий король,
нуждался в охране больше всенародно любимого, но умирающего Карла.
За угол и в другой зал, такой холодный, что у говорящих изо рта
поднимался пар. Даниель приметил Пеписа и направился было к нему. Тут порыв
сквозняка из неплотно пригнанной рамы отогнал облачко пара от человека, с
которым тот разговаривал, и Даниель узнал Джеффриса. Лицо его с годами
обрюзгло, но глаза были все так же прекрасны и смотрели прямо на Даниеля. На
миг его парализовало, как мелкого зверька под гипнотическим взглядом змеи,
однако он сообразил отвернуться и юркнул через ближайший дверной проем в
галерею, соединяющую различные герцогские покои.
Где-то здесь томилась Мария-Беатриса д'Эсте, она же Мария Моденская,
вторая жена герцога. Даниель старался не думать, что она чувствует -
итальянская принцесса, выросшая между Генуей, Флоренцией и Венецией,
окруженная любовницами мужа-сифилитика, окруженного в свою очередь
протестантами, окруженными в свой черед холодным Северным морем, - в
бессрочном заточении с единственной целью в жизни: произвести на свет сына,
чтобы трон закрепился за католиками... и до сих пор бесплодная.
Куда веселее выглядела Катерина Седли, герцогиня Дорсетская, которая и
прежде была не бедна, а теперь еще заполучила пенсион, родив двух из
бесчисленных незаконных отпрысков Джеймса. Она была не хороша собой, не
католичка и даже не потрудилась натянуть зеленые чулки - и все-таки обладала
загадочной властью над герцогом, к зависти прочих его любовниц. Катерина
Седли прогуливалась по галерее с иезуитом, отцом Петром, который, помимо