"Роберт Луис Стивенсон. Берег Фалез_а_" - читать интересную книгу автора

веранду и перемахнул через перила. На другой день, когда его подобрали, он
уже полностью спятил: все нес какую-то чепуху, будто кто-то подмочил его
копру. Бедняга Джонни!
- Это что же, климат здесь такой, что ли? - спросил я.
- Да, одни считают, что климат, другие, что тоска его заела, а может, и
еще что, - отвечал капитан. - Только я никогда не слыхал, чтобы на климат
тут жаловались. Последний из наших здешних ребят, Вигорс, как был, так и
остался здоровехонек. А удрал он отсюда из-за местных: говорили, что он
боялся Черного Джека, и Кейза, и Свистуна Джимми, который в ту пору был еще
жив, а потом утонул спьяну. А что до старого капитана Рэндолла, так он здесь
уже года с сорокового или сорок пятого. И как-то я не замечал, чтобы старик
Билли прихварывал или вообще хоть чуть изменился за это время. Проживет,
верно, Мафусаилов век. Нет, место здесь здоровое.
- Нам навстречу идет какая-то посудина, - сказал я. - Она сейчас как
раз в проливе. Похоже, вельбот. На корме двое белых.
- Да это же то самое судно, с которого свалился спьяну Свистун Джимми!
- воскликнул капитан. - Дайтека сюда бинокль. Ну да, а вон и Кейз
собственной персоной и с ним Черный Джек. Это все висельники, о них идет
самая дурная слава, но вы же знаете, как на островах любят посудачить. На
мой взгляд, все беспокойство было от Свистуна Джимми, ну, а он уже
отправился к праотцам. Думаете, куда это они? За джином, и ставлю пять
против двух - раздобудут шесть ящиков.
Когда эти двое поднялись к нам на борт, они оба, сразу, понравились
мне: вернее, с виду понравились оба, а один - и своими речами. Четыре года
прожив на экваторе, я стосковался по разговору с белыми людьми: все это
время я был как в заточении: на меня даже накладывали табу, и я должен был
отправиться к вождю, чтобы он снял его с меня, после чего я напивался джина
и куролесил, а потом сам же каялся и сидел все вечера дома один на один со
своей лампой или бродил по берегу и клял себя на чем свет стоит за то, что
оказался таким дураком и очутился здесь. На острове, где я жил, других белых
не было, а на соседних островах, куда мне случалось плавать, это был народ
все больше самый отпетый. Вот почему я так обрадовался, когда эти двое
поднялись на борт. Один из них, положим, был негр, но в своих щегольских
полосатых куртках и соломенных шляпах они оба выглядели хоть куда, а Кейз
мог бы сойти и за столичного жителя. У него было желтоватое худощавое лицо,
нос с горбинкой, очень светлые глаза и подстриженная бородка. Никто не знал
толком, откуда он родом, а по языку его считали англичанином; было видно,
что он из хорошей семьи и получил недурное образование. Вообще он был на все
руки: славно играл на гармонии и не хуже любого циркача мог показывать
фокусы с веревкой, пробкой или колодой карт. При желании он умел поддержать
и салонный разговор, умел и сквернословить, что твой американский боцман, а
то наврет такого, что невмоготу слушать даже канакам. Он всегда поступал
так, как ему было выгодней, но это получалось у него как-то естественно,
словно по-другому и быть не могло. Он был храбр, как лев, и хитер, как
крыса, и если теперь он не горит в аду, значит никакого ада не существует
вовсе. Я знаю за ним только одно-единственное достоинство: он любил свою
жену и был к ней добр. Она была туземка с острова Самоа и по самоанскому
обычаю красила волосы в рыжий цвет. Когда он умер, о чем речь пойдет ниже,
открылась одна довольно странная вещь: оказалось, что он, как истинный
христианин, оставил завещание, по которому все свое имущество отписал вдове: