"Андрей Столяров. Наступает мезозой" - читать интересную книгу автора

него получилось, главные формулировки и на всякий случай прорепетировал его
перед зеркалом. Изложение, если не прерывали, занимало семь с половиной
минут. И когда через семь с половиной минут он звенящим голосом произнес
последнюю фразу, - будто в обмороке, не слыша от напряжения самого себя, то
по встрепенувшемуся в кабинете легкому дуновению, по сияющей паузе, по
нервному скрипу стула понял, что победил.

Заведующий лабораторией поднял к потолку косматую бизонью голову,
пожевал губы, подумал, а потом тряхнул дикими волосами:

- Ну что ж, мне эта идея нравится. Давайте попробуем...

Потянуло пронизывающим сквозняком из форточки, стукнула дверь, прошел
по ногам мокрый холод. Белый бумажный листочек, как бабочка, вспорхнул со
стола и, порывисто поднырнув, унесся куда-то в сторону.

Куратором у него стал тот самый экзаменатор, что когда-то спросил,
почему он выбрал именно биологию. Фамилия этого экзаменатора была Горицвет.
Горицвет с любопытством выслушал план будущего эксперимента, наморщил лоб;
как обезьяна, быстро поскреб щеки, нос, подбородок, покачал чуть сужающейся
у глазниц обезьяньей же головой, хмыкнул и неопределенно потеребил мочку
уха:

- Задумано вообще ничего. Есть у тебя что-то, есть, можно с тобой
работать. Только мне кажется, лучше бы построить этот сюжет немного не
так. - И, будто фокусник, выхватив из кармана блокнот какого-то затрапезного
вида, набросал целый план, где первые эксперименты оказывались лишь частью
более обширного замысла. Победно сверкнул глазами; снова, как запаршивевшая
макака, поскреб щеки и нос. - Так будет логичней, по-моему. Ну что? Ты
согласен?

- Согласен, - сказал он после некоторого раздумья.

Было обидно, что этот план не пришел в голову ему самому. Шевельнулась
ревность в груди, и он крепко сжал зубы, чтобы сдержаться. Он уже понимал,
что на первых порах высовываться не следует. Сложится неприязненная
атмосфера, потом придется преодолевать её много лет. Значимость человека
должна обнаруживаться как бы сама собой. Получи результат, - все станет
предельно ясно. Поэтому он лишь сдержанно кивнул Горицвету:

- Хорошая мысль. Я именно так и сделаю.

На кафедре он вообще старался держаться как можно скромнее, мнения
своего ни при каких обстоятельствах не высказывал, никогда не имел ни к кому
никаких претензий, острых вопросов не задавал, в дискуссиях не участвовал. А
на заседаниях, где ему теперь волей-неволей приходилось бывать, усаживался в
заднем ряду и записывал тезисы выступлений. Это помогало быть в курсе общего
хода работы. Если вдруг обратятся, продемонстрировать заинтересованную
осведомленность. Благоприятное впечатление - штука совсем не лишняя. В
результате и мнение о нем сложилось такое, как требовалось: способный