"Ирвинг Стоун. Муки и радости" - читать интересную книгу автора

Микеланджело следил за этим разговором с угрюмым опасением: вдруг они
не вспомнят, какое дело на сегодня назначено? Граначчи по лицу
Микеланджело видел, какой тревожился. Поднявшись со своей скамьи, Граначчи
подошел к Давиду и что-то шепнул ему на ухо. Давид развязал кожаный
мешочек, висевший у него на широком поясе, прошел через всю мастерскую и
протянул Микеланджело два флорина и книгу договоров. Микеланджело быстро
начертал в ней свое имя, подтверждая, что во исполнение Соглашения
докторов и аптекарей он получил все положенное, затем вывел дату: "6
апреля 1488 года".


Микеланджело трепетал от радости, мысленно уже видя ту минуту, когда он
отдаст эти два флорина отцу. Два флорина - это, конечно, не богатство
Медичи, но и они, может быть, немного рассеют мрачную атмосферу в доме
Буонарроти. И тут только до сознания мальчика дошло, что все вокруг него о
чем-то шумно и горячо спорят. Перекрывая голоса товарищей, Якопо говорил:
- Ну, значит, условились! Рисуем по памяти фигуру карлика, ту, что на
стене за мастерской. У кого карлик выйдет самым похожим, тот будет и
победитель. Он же платит за обед. Чьеко, Бальдинелли, Граначчи,
Буджардини, Тедеско - вы готовы?
Микеланджело почувствовал глухую боль в сердце. Рисовать вместе с
другими его не пригласили. До того как Микеланджело познакомился с
Граначчи, признавшим в своем соседе по кварталу хорошего рисовальщика, все
детство его прошло в одиночестве, без близких друзей. Затевая свои игры,
дети часто его даже не замечали. Почему? Потому что он был малорослым и
болезненным? Потому что в нем чувствовалось нечто угрюмое, безрадостное?
Потому что он с трудом вступал в разговор? Ему так страстно хотелось
сойтись и подружиться с компанией подростков, работавших в мастерской, но
оказалось, что это далеко не просто. В конце первой недели Граначчи стал
ему внушать, как надо вести себя с учениками Гирландайо.
Джулиано Буджардини, крепкий, весьма простодушный мальчуган лет
тринадцати, дружественно встретивший Микеланджело, когда тот появился в
мастерской, однажды начал делать рисунок, набрасывая фигуры женщин.
Мальчик не умел рисовать обнаженную человеческую фигуру и не очень-то
хотел научиться.
- Ради чего ее рисовать? - спрашивал он. - Ведь мы всегда пишем
открытыми только лицо и руки.
Видя, какие бесформенные, мешковатые фигурки выходят у Джулиано,
Микеланджело, не раздумывая, схватил огрызок пера и провел им несколько
линий, прорисовав под одеждой тела женщин и придав им ощущение движения.
Тяжелые веки Буджардини дрогнули, он, прищурясь, долго глядел на
исправленный рисунок, дивясь тому, как ожили его фигуры. Он был
независтлив и не думал протестовать против вмешательства Микеланджело.
Однако острый на язык Чьеко, учившийся в мастерской, как это полагалось, с
десяти лет, - а сейчас ему было тоже тринадцать, - не удержался и крикнул:
- Ты, наверное, уже рисовал голых женщин!
- Где это я мог бы рисовать голых женщин во Флоренции? - возразил
Микеланджело. - У нас это не принято.
Тедеско, костлявый рыжеволосый парень, потомок давних германских
завоевателей, вторгавшихся на землю Тосканы, спросил с оттенком