"Рекс Стаут. Санетомо" - читать интересную книгу автора

неудовольствия теми или иными действиями супруги, но при этом искренне
верил, что вмешивается ради ее же блага.
Однако самым неприятным моментом, проявившимся в их браке, стала
странная неприязнь миссис Бриллон к слуге-японцу.
Как-то вечером, через пару месяцев после свадьбы, она сказала мужу:
- Уф! Каждый раз, как я его вижу, меня передергивает.
- Кого видишь? Санетомо? - поинтересовался удивленный мистер Бриллон.
- Да.
- Но почему?
- Не знаю. - Дора уже пожалела, что заговорила об этом. - Он кажется
таким коварным, таким бесшумным... ну, я просто не знаю. При мысли о том,
что он где-то рядом, у меня мурашки бегут по всему телу.
- Конечно, он выглядит не слишком привлекательно, - согласился мистер
Бриллон. - Может быть, даже отталкивающе. Но пойми, дорогая, я очень
привязан к нему. Санетомо со мной уже десять лет, а однажды в Бразилии он
спас мне жизнь. Я даже не представляю, как смог бы обходиться без него. Ну
ведь он же не сильно тебе досаждает, а?
Естественно, Дора сказала "нет", подкрепив свой ответ поцелуем. И этот
маленький инцидент был предан забвению.
Но время шло, а ее антипатия к маленькому желтолицему человечку все
возрастала, да так, что теперь она с трудом могла выносить одно только его
присутствие; а то обстоятельство, что он большую часть времени проводил в
гардеробной своего хозяина, усиливало дискомфорт.
Возможно, Дора встречалась бы с Санетомо не чаще одного-двух раз в
месяц, но она завела привычку проводить некоторое время в комнате мужа,
перед тем как отправиться спать; причиной возникновения этой традиции стала
неуемная страсть молодой женщины читать любимому вслух романы Драйзера.
Однажды вечером, дочитывая главу, она внезапно заметила, что японец
совершенно неподвижно сидит на табурете в дальнем углу комнаты, устремив
взгляд узких невыразительных глаз прямо перед собой. Чуть позже, когда он
ушел, Дора сказала мужу:
- В самом деле, Гарри, я не думаю, что это хорошая мысль - позволять
слугам сидеть в комнатах хозяев.
Но он только рассмеялся и ответил, что Санетомо не слуга, а сенешаль.
И с тех пор японец каждый вечер усаживался в своем уголке на табурет,
а когда его присутствие становилось для Доры совершенно невыносимым и ее
нервы сдавали, она решала эту проблему довольно легко - разворачивала свой
стул в другую сторону. Так она засиживалась обычно за полночь, читая вслух
избранные отрывки или беседуя с мужем, который, с удовольствием
вытянувшись, полулежал в огромном турецком кресле перед ней.
А Санетомо восседал на своем табурете в тени, тихий и незаметный. Он
не издавал ни единого звука - ни покашливания, ни шороха, ни даже вздоха, -
ни одного из тех чуть слышных шумов, которые человек производит всегда,
даже когда спит.
Только небеса знают, о чем он думал и почему сидел там. Он ни разу не
проявил ни малейшего признака того, что его интересуют произведения,
которые читает миссис Бриллон; Гарри мог захохотать над каким-нибудь
удачным юмористическим пассажем, голос Доры мог задрожать, а глаза
наполниться слезами на какой-нибудь трагической или патетической сцене, но
Санетомо оставался безмолвен и недвижим.