"Рэкс Стаут. Не чувствуя беды (=Выскочка и обезьяна)" - читать интересную книгу автора

Потом с минуты на минуту я ожидал обещанного визита инспектора Крамера.
Естественно, по целому ряду причин я чувствовал себя обиженным, прежде всего
из-за того, что меня лишили возможности присутствовать при разговоре Крамера
с Вольфом. Их беседы всегда были очень интересны, но эта могла превратиться
просто в шедевр, особенно после того как Вольф узнает, что он не только
обманут клиентом, но и лишен ассистента, без которого некому будет отвечать
на письма.
Дверь наконец открылась, но это был не Крамер, а лейтенант Роуклифф.
Вот кого бы я убил не раздумывая. Я мог бы посочувствовать самым отпетым и
бесчеловечным убийцам, попадись они ему в лапы. Он сел напротив и произнес
со слащавым удовлетворением:
- Ну вот, слава богу, мы и добрались до тебя. В этой манере он провел
весь допрос. Я бы с радостью привел стенограмму двухчасового бдения с
Роуклиффом, но боюсь, что это будет выглядеть нескромно с моей стороны. У
него есть одна особенность - дойдя до определенной стадии раздражения, он
начинает заикаться. А поскольку я чувствовал наступление этого состояния за
несколько секунд, то начинал заикаться первым. Это дело очень тонкое и
требует большой сосредоточенности, но в этот вечер мне на редкость везло. Не
знаю, как ему удалось сдержаться и не прикончить меня, наверно только
благодаря неуемному тщеславию: он жаждал стать капитаном и опасался Вольфа,
который уже мог договориться с комиссаром, а может быть, даже и с мэром.
Крамер так и не появился, от этого я обиделся еще больше. Я знал, что
ему удалось встретиться с Вольфом, так как около восьми часов они мне
наконец разрешили позвонить, и я услышал холодный, как нос эскимоса, голос:
- Я знаю, где ты. У меня мистер Крамер. Я уже позвонил мистеру Паркеру,
но сегодня вряд ли что-нибудь удастся сделать. Ты ел?
- Нет, сэр. Боюсь быть отравленным. Нахожусь на грани голодного
обморока.
- Поешь. Мистер Крамер просто умственно отсталый. Попытаюсь внушить
ему, что тебя надо выпустить. - И он повесил трубку.
В начале двенадцатого Роуклифф отбыл и меня перевели в камеру. Она
ничем не отличалась от помещений подобного назначения, разве что в ней было
довольно чисто и сильно пахло дезинфекцией, да и расположена она была
удобно, так как ближайшая лампа в коридоре висела шагах в шести от нее и
свет через решетку не бил в глаза. К тому же это была одиночка, что было
очень приятно. Предоставленный наконец самому себе, без телефонов и прочих
помех, я раз делся, аккуратно развесил на стуле свой новый полосатый костюм
и, изготовив из рубашки нечто вроде пододеяльника, залез в кровать, чтобы
обдумать все возможные неприятности. Но у моей нервной системы были совсем
другие планы, и через двадцать секунд я заснул.
Утро началось очень активно: перекличка, путешествие в клозет, завтрак.
После чего мне в полной мере было предоставлено насладиться уединением. Мои
часы сломались. Я попробовал вести счет времени, наблюдая за секундной
стрелкой, но это было малоэффективным. Как бы там ни было, я надеялся, что
около полудня меня посетит Роуклифф. Однако этого не произошло, и я начал
подозревать, что кто-то, как водится, потерял мои бумаги, а все,
естественно, слишком заняты, чтобы остановиться и подумать, что я здесь
делаю. Второй завтрак, который я не стану описывать, несколько нарушил
однообразие моего существования, но, вернувшись в камеру, я снова оказался
один на один со своими часами. По десятому разу я пытался разложить все, что