"Виктор Степанов. Рота почетного караула " - читать интересную книгу автора

начатый батон. Грузный краснощекий мужчина в распахнутой дубленке нахально
протискивался вперед, заслоняя мать, а она, встав на цыпочки, все
выглядывала из-за его плеча, беспомощно скользила по шеренгам глазами.
Казалось, она вот-вот доберется до Андрея, но, перебрав, пощупав лица
первых двух шеренг, взгляд матери опять возвращался назад, слепо пыталась
она дотянуться до последних рядов и стояла теперь беспомощная и растерянная.
Это было как во сне: ни позвать, ни крикнуть. Андрей не имел права даже
пошевелиться.
"Наверно, мне не разрешат принять присягу! - вдруг забеспокоился он. -
Не разрешат, и всё. Я же сказал, что не хочу у них..." И Андрей откинулся
чуть-чуть назад, одеревенел лицом, изо всех сил стараясь слиться со строем.
Пусть не увидит, пусть не узнает мать!
- Звягин! - донеслось издалека.
- Тебя, тебя, оглох, что ли? - сердито подтолкнул Патешонков.
- Я! - машинально выкрикнул Андрей.
Чужими, непослушными ногами подошел он к столику, взял лист с присягой
и только начал осмысливать первую прыгающую строку, как слева услышал то,
чего ожидал и боялся:
- Ан-дре-ей! Андрю-шка!
Перепрыгивая через ступеньки, к нему бежала мать. Почти возле самого
столика она поскользнулась и упала бы, если бы подскочивший вовремя майор не
подхватил ее под локоть. Словно загораживая от Андрея, повел ее в сторонку,
наклонившись к ней, в чем-то убеждая.
- Читайте, - негромко напомнил лейтенант Гориков.
И от этого командирского голоса, от повелительной жесткости в нем
Андрей ожил, пришел в себя. Слева плеснул в глаза огонь.
- Я клянусь... - выговорил Андрей и всей загоревшейся [249] левой щекой
ощутил взгляд матери. - Я всегда готов... - Он не видел сливавшихся строк.
Он не помнил, как вернулся в строй, и, когда наконец отдышался,
успокоился, глазами нашел в толпе мать - а она, словно того и ждала,
поймала, перехватила его взгляд, помахала рукой. "Ну зачем же она сюда с
авоськой, с этим батоном?.." - стыдливо подумал Андрей.
Опять исчезли, точно их сдуло, столики. И генерал - улыбающийся,
довольный - подошел к приезжим, что жались у Вечного огня, приглашая их
ближе к шеренгам.
А сзади, в березах, уже приподнимал, пробовал учтиво, не вспугивая
тишины, свои громкие трубы оркестр.
Снова выровнялись по гранитной черте ступенек. Замерли...
- К торжественному маршу, - распевно скомандовал командир роты -
"ар-шу-у..." - каменно отозвались вековые стены, - ма-арш! - взлетел
восторженный голос.
И его заглушили, раздробили своим рассыпчатым "ах-х-х!" медные тарелки.
Рота шагнула единым, впечатанным в гранит шагом и замаршировала по
прямой, как луч, дорожке к воротам, равняясь направо - на пламя, порхнувшее,
дрогнувшее над звездой от этой сотни ударивших залпом сапог.
Напрягая шею, Андрей вытянулся: рядом с генералом, приложившим руку к
витому козырьку, стояла, вглядываясь в шеренги, мать.
"Мамка-то! Ну прямо как маршал на параде!" - восхищенно подумал он.
Постепенно сдерживая, смягчая шаг, рота вышла за ограду, остановилась
возле автобусов и распалась, смешалась с толпой. Было разрешено перекурить.