"Михаил Строганов. Камни Господни " - читать интересную книгу автора

- Что ты, Бомелюшка, о Строгановых мыслишь? Бояр день-деньской хулишь,
а о них и словом не обмолвишься? Наверно, посылает тебе Аника серебро да
рухлядь мягкую, чтобы наветов про них не чинил?
О том, что Строгановы платили Бомелию откупную, никто кроме самого
Аники и его сыновей не знал, но у стен есть уши, а у дверей - глаза. Елисей,
раздумывая над ответом, замешкал - сейчас каждое слово могло оказаться
роковым. Но фортуна была милостива, едва успев проявиться, царский гнев сам
собою сошел на нет:
- Мне что, бери, пес, крохи с моего стола, - махнул рукой царь. -
Только смотри, во все очи гляди вместе со своим бесом, ежели почуешь измену
и не донесешь...
- Донесу! - Бомелий упал на колени и принялся целовать царевы руки. -
Истинный Бог, донесу!
Иоанн ласково погладил придворного астролога по волосам:
- Холоп Строгановский, Офонька Шешуков с ябедой на хозяев прибежал.
Замышляют против меня Аника и его сын, Семенка. Говорит, лихого человека к
себе призвали, да затем, чтобы ко мне подослать. Сейчас холопу в застенке
Малюта дыбой жилы тянет. Сыграем, Елисеюшка, в шахматы, а потом и о
строгановском деле сведаемся...

***

Офонька Шешуков, дворовый холоп строгановский, и не предполагал, каким
лихом обернется его побег на царский двор. После того, как был задержан на
первой же застазе, с ним, несмотря на всю важность доноса, обошлись довольно
пренебрежительно: избили, нацепили колодки, да лишили еды. "Ничего, - думал
про себя Офонька. - Это у них предосторожность такая супротив пустобрехов.
Прибудем в Москву - там с моим делом вмиг разберутся. Потерплю пока, мы,
холопы, люди двужильные..."
В Москве и впрямь жалобщиков оказалось немало, но вникать в суть их
ябеды никто не хотел: по обыкновению их пытали плетью и каленым железом,
записывая всю ахинею, которую те смогли наплести, затем подводили к проруби,
били дубинкою но голове и сталкивали под лед - на пропитание рыбам.
Такая незавидная доля Офоньку обошла. Узнав, что он холоп Строгановых,
за ним из опричненного двора прибыл сам Григорий Скуратов, любовно
прозванный царем Малютой. Иоанн мог часами любоваться, как щуплый, плюгавый
"песий сын" терзает в застенке холеных родовитых бояр.
Малюта, посмотрев на обмороженного да избитого Офоньку, смачно
выматерился, приказал поднести молодцу чарку водки и забрал к себе, на новую
пытку - раскрывать великий заговор купеческий.
В застенке было удивительно тихо, только в раздутом горне шипели
раскаленные угли. По стенам тянулись тени и прокопченная сырость, как в
бане, только другая на ощупь - густая, маслянистая, жирная. Пахло серою,
набухшей кожей и жженым мясом. Посреди застенка, между двух зажженных
факелов на пыточной плахе, подбоченившись, восседал Малюта.
Обессилевший дорогою да лютым бичеванием, Офонька висел на дыбе
бесчувственным кулем, больше не реагируя на терзавшие тело щипцы.
- Эко хлипкий, - Малюта досадно плюнул на пол. - Разве это пытка?
Баловство. Иной раз мужик бабу сильнее отделывает. Эй, Чваня, вкати-ка ему
прута, может, очухается.