"Братья Стругацкие. Трудно быть богом (цикл 22 век 4/6)" - читать интересную книгу автора

Румата, распечатывая первое письмо.
- Водой грехов не смоешь, - проворчал мальчик. - Что я, благородный,
что ли, мыться?
- Я тебе про микробов что рассказывал? - сказал Румата.
Мальчик положил зеленые штаны на спинку кресла и омахнулся большим
пальцем, отгоняя нечистого.
- Три раза за ночь молился, - сказал он. - Чего же еще?
- Дурачина ты, - сказал Румата и стал читать письмо.
Писала дона Окана, фрейлина, новая фаворитка дона Рэбы. Предлагала
нынче же вечером навестить ее, "томящуюся нежно". В постскриптуме простыми
словами было написано, чего она, собственно, ждет от этой встречи. Румата
не выдержал - покраснел. Воровато оглянувшись на мальчишку, пробормотал:
"Ну, в самом деле..." Об этом следовало подумать. Идти было противно, не
идти было глупо - дона Окана много знала. Он залпом выпил кофе и положил в
рот жевательную кору.
Следующий конверт был из плотной бумаги, сургучная печать смазана;
видно было, что письмо вскрывали. Писал дон Рипат, решительный карьерист,
лейтенант серой роты галантерейщиков. Справлялся о здоровье, выражал
уверенность в победе серого дела и просил отсрочить должок, ссылаясь на
вздорные обстоятельства. "Ладно, ладно..." - пробормотал Румата, отложил
письмо, снова взял конверт и с интересом его оглядел. Да, тоньше стали
работать. Заметно тоньше.
В третьем письме предлагали рубиться на мечах из-за доны Пифы, но
соглашались снять предложение, если дону Румате благоугодно будет привести
доказательства того, что он, благородный дон Румата, к доне Пифе
касательства не имел и не имеет. Письмо было стандартным: основной текст
писал каллиграф, а в оставленных промежутках были коряво, с
грамматическими ошибками вписаны имена и сроки.
Румата отшвырнул письмо и почесал искусанную комарами левую руку.
- Ну, давай умываться! - приказал он.
Мальчик скрылся за дверью и скоро, пятясь задом, вернулся, волоча по
полу деревянную лохань с водой. Потом сбегал еще раз за дверь и притащил
пустую лохань и ковшик.
Румата спрыгнул на пол, содрал через голову ветхую, с искуснейшей
ручной вышивкой ночную рубаху и с лязгом выхватил из ножен висевшие у
изголовья мечи. Мальчик из осторожности встал за кресло. Поупражнявшись
минут десять в выпадах и отражениях, Румата бросил мечи в стену, нагнулся
над пустой лоханью и приказал: "Лей!" Без мыла было плохо, но Румата уже
привык. Мальчик лил ковш за ковшом на спину, на шею, на голову и ворчал:
"У всех как у людей, только у нас с выдумками. Где это видано - в двух
сосудах мыться. В отхожем месте горшок какой-то придумали... Полотенце им
каждый день чистое... А сами, не помолившись, голый с мечами скачут..."
Растираясь полотенцем, Румата сказал наставительно:
- Я при дворе, не какой-нибудь барон вшивый. Придворный должен быть
чист и благоухать.
- Только у его величества и забот, что вас нюхать, - возразил
мальчик. - Все знают, его величество день и ночь молятся за нас, грешных.
А вот дон Рэба и вовсе никогда не моются. Сам слышал, их лакей
рассказывал.
- Ладно, не ворчи, - сказал Румата, натягивая нейлоновую майку.