"Братья Стругацкие. Трудно быть богом (цикл 22 век 4/6)" - читать интересную книгу автора

сильно занимал Румату как ученого. Это был любопытнейший экспонат в его
коллекции средневековых монстров, личность, не имеющая, по-видимому,
совершенно никакого прошлого...
Вага, наконец, положил перо, распрямился и сказал скрипуче:
- Вот так, дети мои. Две с половиной тысячи золотых за три дня. А
расходов всего одна тысяча девятьсот девяносто шесть. Пятьсот четыре
маленьких кругленьких золотых за три дня. Неплохо, дети мои, неплохо...
Никто не пошевелился. Вага отошел от конторки, сел в углу и сильно
потер сухие ладони.
- Есть чем порадовать вас, дети мои, - сказал он. - Времена настают
хорошие, изобильные... Но придется потрудиться. Ох, как придется! Мой
старший брат, король Арканарский, решил извести всех ученых людей в нашем
с ним королевстве. Ну что ж, ему виднее. Да и кто мы такие, чтобы
обсуждать его высокие решения? Однако выгоду из этого его решения извлечь
можно и должно. И поскольку мы его верные подданные, мы ему услужим. Но
поскольку мы его ночные подданные, мы и свою малую толику не упустим. Он
этого не заметит и не будет гневаться на нас. Что?
Никто не пошевелился.
- Мне показалось, что Пига вздохнул. Это правда, Пига, сынок?
В темноте заерзали и прокашлялись.
- Не вздыхал я, Вага, - сказал грубый голос. - Как можно...
- Нельзя, Пига, нельзя! Правильно! Все вы сейчас должны слушать меня
затаив дыхание. Все вы разъедетесь отсюда и возьметесь за тяжкий труд, и
некому будет тогда посоветовать вам. Мой старший брат, его величество,
устами министра своего дона Рэбы обещал за головы некоторых бежавших и
скрывающихся ученых людей немалые деньги. Мы должны доставить ему эти
головы и порадовать его, старика. А с другой стороны, некоторые ученые
люди хотят скрыться от гнева моего старшего брата и не пожалеют для этого
своих средств. Во имя милосердия и чтобы облегчить душу моего старшего
брата от бремени лишних злодейств, мы поможем этим людям. Впрочем,
впоследствии, если его величеству понадобятся и эти головы, он их получит.
Дешево, совсем дешево...
Вага замолчал и опустил голову. По щекам его вдруг потекли старческие
медленные слезы.
- А ведь я старею, дети мои, - сказал он, всхлипнув. - Руки мои
дрожат, ноги подгибаются подо мною, и память начинает мне изменять. Забыл
ведь, совсем забыл, что среди нас, в этой душной, тесной клетушке томится
благородный дон, которому совершенно нет дела до наших грошовых расчетов.
Уйду я. Уйду на покой. А пока, дети мои, давайте извинимся перед
благородным доном...
Он встал и, кряхтя, согнулся в поклоне. Остальные тоже встали и тоже
поклонились, но с явной нерешительностью и даже с испугом. Румата
буквально слышал, как трещат их тупые, примитивные мозги в тщетном
стремлении угнаться за смыслом слов и поступков этого согбенного старичка.
Дело было, конечно, ясное: разбойничек пользовался лишним шансом
довести до сведения дона Рэбы, что ночная армия в происходящем погроме
намерена действовать вместе с серыми. Теперь же, когда настало время
давать конкретные указания, называть имена и сроки операций, присутствие
благородного дона становилось, мягко выражаясь, обременительным, и ему,
благородному дону, предлагалось быстренько изложить свое дело и выметаться