"Братья Стругацкие. Сказка о Тройке" - читать интересную книгу авторапльзенское бархатное по четыре экспериментальные порции из фонда
шеф-повара. Теперь им совсем плохо, лежат пластом и до утра, во всяком случае, на людях появиться не смогут. Комендант ликовал, как школьник, у которого внезапно и тяжело заболел любимый учитель. Я - тоже. Один только Эдик остался недоволен. Он как раз намеревался на вечернем заседании учинить очередной сеанс позитивной реморализации всей компании. Мы купили по стаканчику мороженого, попрощались с комендантом и пошли к себе в гостиницу. По дороге на меня напал из-за угла старикашка Эдельвейс. Я дал ему рубль, но это не произвело на него обычного действия. Я отдал ему свое мороженое, но он не отставал. Материальные блага его больше не интересовали. Он жаждал благ духовных. Он требовал, чтобы я включился в качестве руководителя в работу по усовершенствованию и модернизации его эвристического агрегата и для начала составил бы развернутый план этой работы, рассчитанной на три года (пока он будет учиться в аспирантуре). Через пять минут беседы свет стал мраком перед моими глазами, горькие слова готовы были вырваться, и страшные намерения близились к осуществлению. Старикашку спас Эдик. "Такого рода работу, - вежливо, но твердо сказал он, - следовало бы начать с тщательного изучения литературы. Приходилось ли вам читать "Азбуку радиотехники" Кина?" Старику вообще не приходилось читать, и скрывать этого он не стал. "Прекрасно, - сказал я, возвращаясь к жизни. - Немедленно запишитесь в библиотеку, возьмите там "Азбуку", "Геометрию" Киселева и что-нибудь по алгебре для восьмого класса. Прочтите и законспектируйте. До конца этой работы извольте меня не беспокоить". Старикашка спросил меня, что такое алгебра, спокойно. Поднявшись в свой номер, мы обнаружили там следующее. Витька Корнеев, очень довольный, валялся в ботинках на моей койке и разглагольствовал о свободе воли. Роман, голый по пояс, сидел у окна, и Федя осторожно обмазывал ему алую распухшую спину какой-то желтой дрянью, распространяющей аптекарский запах. Клоп Говорун взобрался на стену и, зажав нос, с неодобрением на них поглядывал, ожидая случая вставить словечко-другое. - А, работяги! - вскричал при виде нас Витька, дрыгнув ногами. - Прозаседавшиеся! Как здоровье многоуважаемого товарища Вунюкова? Как утилизировали дело номер шестьдесят четыре? Распили на четверых или вылили на помойку? - Значит, это все-таки ты натворил? - сказал Эдик. - Хватать и тикать, - ответил Витька. - Сто раз я вам говорил. - Убирайся с моей койки, - потребовал я. - Я вам тысячу раз говорил, остолопам, - сказал Витька, перебираясь с моей койки на свою. - Нельзя ждать милостей от природы и бюрократии. Я, например, никогда не жду. Я выбираю подходящий момент, хватаю и рву когти. Но я знаю, что все вы чистоплюи и моралисты. Без меня вы бы здесь сгнили. Но я есть! И я сегодня все устрою. Эдельвейса я утоплю в канализации. Чего тебе еще нужно, Сашка? Черный Ящик тебе? Будет тебе Черный Ящик, я знаю, где он у них стоит... Теперь Амперян. Чего тебе нужно, Амперян? А, Клопа тебе? Давай сюда тару какую-нибудь... С этими словами он схватил Говоруна за ногу и потащил со стены, но |
|
|