"Аркадий и Борис Стругацкие. Сказка о Тройке - 2" - читать интересную книгу автора

выражено конечное состояние человечества. Но он - убийца, ибо он убивает
дух. Более того, он - страшный убийца, ибо он убивает дух всего
человечества. И потому нам больше не можно оставаться беспристрастными
фильтрами, а должно нам вспомнить, что мы - люди, и как людям нам должно
защищаться от убийцы. И не обсуждать должно нам, а судить! Но нет законов
для такого суда, и потому должно нам не судить, а беспощадно карать, как
карают охваченные ужасом. И я, старший здесь, нарушая законы и правила,
первый говорю: смерть!
Рядовые члены Тройки вздрогнули и разом заговорили.
- Которого? - с готовностью спросил Хлебовводов, понявший, по-видимому,
только последнее слово.
- Импосибель[2]! - всплеснув руками, испуганно прошептал Выбегалло.
- Позвольте, Лавр Федотович! - залепетал Фарфуркис. - Все это
безусловно правильно, но можем ли мы...
Тогда Эдик снова хлопнул в ладоши.
- Грррм! - произнес Лавр Федотович, ворочая шеей, и сел. - Есть
предложение считать сумерки сгустившимися и в соответствии с этим зажечь
свет.
Комендант сорвался с места и включил свет. Лавр Федотович, не щурясь,
как орел на солнце, поглядел на лампу и перевел взгляд на "ремингтон".
- Выражая общее мнение, - сказал он, - постановляю: данное дело номер
сорок два считать рационализированным. Переходя к вопросу об утилизации,
предлагаю товарищу Зубо огласить заявку.
Комендант принялся торопливо листать дело, а тем временем профессор
Выбегалло выбрался из-за своего стола, с чувством пожал руку сначала
старикашке, а потом, прежде чем я успел увернуться, и мне. Он сиял. Я не
знал, куда деваться. Я не смел оглянуться на Эдика. Пока я тупо размышлял,
не запустить ли мне "ремингтоном" в Лавра Федотовича, меня схватил
старикашка. Он, как клещ, вцепился мне в шею и троекратно облобызал,
оцарапав щетиной. Не помню, как я добрался до своего стула. Помню только,
что Эдик шепнул мне: "Эх, Саша!.. Ну ничего, с кем не бывает..."
Между тем комендант перелистал все дела и тихим голосом сообщил, что на
данное дело заявок не поступало. Фарфуркис тотчас заявил протест и
процитировал статью инструкции, из которой следовало, что рационализация без
утилизации есть нонсенс и может быть признана действительной лишь условно.
Хлебовводов принялся орать, что эти штучки у нас не пройдут, что он деньги
даром получать не желает и что он не позволит коменданту отправить коту под
хвост четыре часа рабочего времени. Лавр Федотович с видом одобрения продул
папиросу, и Хлебовводов взыграл еще пуще.
- А вдруг это родственник моему Бабкину? - вопил он. - Как так нет
заявок? Должны быть заявки! Вы только поглядите, старичок какой! Фигура
какая самобытная, интересная! Как это мы будем такими старичками бросаться?
- Народ не позволит нам бросаться старичками, - заметил Лавр
Федотович. - И народ будет прав.
- Вот и именно! - рявкнул вдруг Выбегалло. - Именно народ! И именно не
позволит! Как же это - нет заявок, товарищ Зубо? Почему же это нет? - Он
сорвался с места и ястребом набросился на гору бумаг перед комендантом. -
Как это нет? - бормотал он. - Это что? "Птеродактиль обыкновенный"...
Хорошо... А это? "Шкатулка Пандоры"! Чем же это вам у нас не шкатулка? Пусть
не Пандоры, пусть Машкина... Это же формалитет, в конце концов... Или это,