"Аркадий и Борис Стругацкие. Обитаемый остров (окончательный вариант 1992 г)" - читать интересную книгу автора

- Нет, - сказал Ренаду. Он энергично потряс головой. - Каким образом?..
Впрочем, фамилия одного из них... Кетшеф... По-моему, у меня в доме живет
некий Кетшеф... а впрочем, не помню. Может быть, я ошибаюсь, а может быть не
в этом моем доме. У меня есть еще два дома, один из них...
- Виноват, - перебил штатский, не поднимая глаз от журнала. - А о чем
разговаривали в камере остальные арестованные, вы не обратили внимания?
- Э-э-э... - протянул Ренаду. - Должен признаться... У вас там...
э-э-э... насекомые... Так вот мы, главным образом, о них... Кто-то шептался
в углу, но мне было, признаться, не до того... И потом, эти люди мне крайне
неприятны, я - ветеран... Я предпочел иметь дело с насекомыми, хе-хе!
- Естественно, - согласился бригадир. - Ну что же, мы не извиняемся,
господин Ренаду. Вот ваши документы, вы свободны... Начальник конвоя! -
сказал он, повысив голос.
Панди распахнул дверь и крикнул:
- Начальник конвоя, к бригадиру!
- Ни о каких извинениях не может быть и речи, - важно произнес
Ренаду. - Виноват только я, я один... И даже не я, а проклятая
наследственность... Вы разрешите? - обратился он к Максиму, указывая на
стол, где лежали документы.
- Сидеть, - негромко сказал Панди.
Вошел Гай. Бригадир передал ему документы, приказал вернуть господину
Ренаду изъятое имущество, и господин Ренаду был отпущен.
- В провинции Айю, - задумчиво сказал штатский, - есть обычай: с
каждого выродка - я имею в виду легальных выродков - при задержании
взимается налог... добровольный взнос в пользу Гвардии.
- У нас это не принято, - холодно сказал бригадир. - По-моему, это
противозаконно... Давайте следующего, - приказал он.
- Раше Мусаи, - сказал адъютант железной табуретке.
- Раше Мусаи, - повторил Панди в открытую дверь.
Раше Мусаи оказался худым, совершенно замученным человечком в
потрепанном домашнем халате и в одной туфле. Едва он сел, как бригадир,
налившись кровью, заорал: "Скрываешься, мерзавец?", на что Раше Мусаи
принялся многословно и путано объяснять, что он совсем не скрывается, что у
него больная жена и трое детей, что у него за квартиру не плочено, что его
уже два раза задерживали и отпускали, что работает он на фабрике, мебельщик,
что ни в чем не виноват, и Максим уже ожидал, что его выпустят, но бригадир
вдруг встал и объявил, что Раше Мусаи, сорока двух лет, женатый, рабочий,
имеющий два задержания, нарушивший постановление о высылке, приговаривается
согласно закону о профилактике к семи годам воспитательных работ с
последующим запрещением жительства в центральных районах. Примерно минуту
Раше Мусаи осмысливал этот приговор, а затем разыгралась ужасная сцена.
Несчастный мебельщик плакал, несвязно умолял о прощении, пытался падать на
колени и продолжал кричать и плакать, пока Панди выволакивал его в коридор.
И Максим снова поймал на себе пристальный взгляд ротмистра Чачу.
- Киви Попшу, - сказал адъютант.
В дверь втолкнули плечистого парня с лицом, изуродованным какой-то
кожной болезнью. Парень оказался квартирным вором-рецидивистом, был захвачен
на месте преступления и держался нагло-заискивающе. Он то принимался молить
господ-начальничков не предавать его лютой смерти, то вдруг истерически
хихикал, отпускал остроты и затевал рассказывать истории из своей жизни,