"Аркадий и Борис Стругацкие. Машина желаний (сценарий, Вариант 2)" - читать интересную книгу автора

здесь, в Зоне, и подавно. Здесь все кем-то выдумано, неужели вы не
чувствуете? Все это чья-то идиотская выдумка! Нам всем морочат голову. Кто -
непонятно. Зачем? Тоже непонятно.
- А может быть, все-таки интересно узнать: кто и зачем?
- Да не в этом дело! "Кто и зачем"? Что толку от ваших знаний? Чья
совесть от них сделается чище? Чья совесть от этого заболит? Моя? У меня нет
совести, у меня есть только нервы. Обругает какая-нибудь сволочь - рана.
Другая сволочь похвалит - еще рана... Им ведь все равно, что я пишу! Они все
сжирают! Душу вложишь, сердце свое вложишь - сожрут и душу и сердце.
Мерзость вынешь из души - жрут мерзость... Им все равно, что жрать. Они все
поголовно грамотные, у всех у них сенсорное голодание... И они все жужжат,
жужжат вокруг меня - журналисты, редакторы, критики, бабы какие-то
непрерывные... А потом они хвастаются перед мужьями, что я соизволил с ними
переспать! И все они требуют: давай, давай! И я даю, а меня уже тошнит, я
уже давным-давно перестал быть писателем... Какой из меня к черту писатель,
если я ненавижу писать, если для меня писание - это мука, постыдное
неприятное занятие, что-то вроде болезненного физиологического
отправления...
Он замолкает внезапно и некоторое время лежит с закрытыми глазами. Лицо
его подергивается.
- Я ведь думал раньше, что я им нужен, - продолжает он тихо. - Я верил,
что кто-то становится лучше и честнее от моих книг. Чище, добрее... Никому я
не нужен. У меня один особняк за душой. С баней. Я сдохну, а через два дня
меня забудут и станут жрать кого-нибудь другого. Разве можно все это так
оставить? Я хотел переделать их по своему образу и подобию. А они переделали
меня по своему. Это раньше будущее было только повторение настоящего, и все
перемены маячили где-то за далекими горизонтами. А теперь нет никакого
будущего. Оно слилось с настоящим. А разве они готовы к этому? Я пытался
подготовить их, но они не желают готовиться, им все равно, они только жрут.
- Темпераментно... - медленно говорит Профессор. - Оч-чень
темпераментно... А ведь вы готовы облагодетельствовать их всех, господин
писатель!
- А ну вас совсем! - не раскрывая глаз, отзывается тот.
- Нет-нет, ведь это очень опасно, вы понимаете? Темпераментный
благодетель!
Писатель рывком садится и в бешенстве глядит на Профессора.
- Что опасного? Что опасного? Я покоя хочу, понимаете? Покоя!
- Понимаю. Но ведь вы не в пустыню удаляетесь сейчас - искать тихой
жизни. Вы идете в Зону! К тому самому месту!
Писатель снова откидывается на спину и закрывает глаза ладонью.
- А, не хочу я с вами спорить! В спорах рождается истина, будь она
проклята!..
Проводник открывает глаза. Некоторое время лежит, прислушиваясь. Затем
бесшумно поднимается, мягко ступая, выходит из тени и останавливается над
спящими Профессором и Писателем. Какое-то время он внимательно разглядывает
их по очереди. Лицо у него сосредоточенное, взгляд оценивающий. Наконец,
покусав нижнюю губу, он негромко командует:
- Подъем!
Узкая расщелина между двумя холмами, наполненная грязной жижей. Они
идут по полусгнившей хлюпающей гати. Над поверхностью болота клубится