"Алекс Стюарт. Жизнь - это судьба " - читать интересную книгу автора

этого английского имени, позволь тебя спросить?
Я промолчала. Из радиодинамика доносилась танцевальная музыка, потом
она прекратилась и под ритмичные звуки гитары грустный голос запел: "У меня
нет желания зажечь весь мир... Я лишь хочу воспламенить твое сердце..."
- Именно этого мне хотелось, - пробормотала я, уткнувшись лицом в
широкое, скрытое под пижамой, плечо Коннора.
Сделав вид, что не слышал моих слов, он сказал:
- Послушай, пока ты принимаешь душ, я приготовлю завтрак. Ты не против?
Не ожидая ответа, он положил правую ногу мне на колени и подал ужасное
искусственное приспособление, заменявшее ему ступню. Я всегда пристегивала
ему эту вещь, с самого первого дня нашей женитьбы; когда я возилась с
застежками, он обычно глядел куда-то в сторону. По иронии судьбы, Коннор
лишился ступни в самом начале войны - грузовой автомобиль с новобранцами
королевских военно-воздушных сил перевернулся на Пит-стрит и придавил ему
ногу. Ему даже еще не успели выдать военную форму.
- Готово, дорогой, - сказала я, взглянув ему в лицо.
С неожиданной горячностью Коннор проговорил:
- Я не стану хранить тебе верность. Надеюсь, ты этого не ждешь от меня?
Как только ты уйдешь... Будет слишком мучительно для меня, если я не изменю,
понимаешь?
- Хочешь, чтобы я к тебе вернулась? - спросила я.
- Не знаю, - ответил он, серьезно взглянув на меня. - Боюсь, что мне
хотелось бы, хотя, пожалуй, для нас обоих было бы лучше, если бы ты не
возвращалась.
Прежнего певца по радио сменил Кении Бейкер с "Бумажной куколкой".
Затем диктор с напористой весёлостью сообщил точное время и начал убеждать
нас купить кому-нибудь в подарок часы, которые никогда не отстают.
- Пора завтракать. Сейчас принесу, - объявил Коннор и, прихрамывая,
отправился на кухню. Я слышала, как он, переодеваясь, стучал искусственной
ногой, потом, уронив чашку, выругался. Устало я поднялась с кровати и прошла
в ванную. После душа мне стало легче. Когда Коннор вернулся с завтраком на
подносе, я была уже одета. С мрачным видом он оглядел меня с ног до головы.
- К чему такая спешка? Я полагал, ты позавтракаешь в постели.
- Машина подъедет за мной в девять часов, - сказала я, оправдываясь.
Мы перешли в гостиную, и я отдернула занавеску, чтобы можно было
смотреть на бухту Элизабет-бей. Стол стоял у самого окна: Коннор любил
работать здесь. На столе лежала целая кипа рисунков. Я взяла у Коннора
поднос, а он начал убирать свои рисунки. Среди них был и мой портрет,
который он быстро прикрыл, сделав вид, будто не заметил, что я его уже
увидела. Поставив поднос, я стала перебирать листки, пока не нашла тот, на
котором была изображена я. С сердитым выражением он наблюдал за моими
манипуляциями.
То был хороший рисунок, сделанный, очевидно, по памяти, так как с
момента нашей встречи я лишь один раз надевала вечернее платье. Он верно
воспроизвел каждую его деталь - даже довольно замысловатые складки юбки.
Пододвинув стулья, мы приступили к завтраку. Коннор приготовил
необыкновенно вкусную яичницу с распустившимся желтком и хрустящую; ломтики
поджаренного хлеба плавали в сливочном масле. Мне не хотелось есть, но я
заставила себя справиться с огромной порцией, которую он положил мне на
тарелку, понимая, что иначе я обижу его.