"Теодор Старджон. Умри, маэстро!" - читать интересную книгу автора

Фоун - там не было особого блеска, хоть она и играла потрясающе. Из-за
того, чем она стала для группы. В музыкальном бизнесе полным-полно шлюшек
и птичек, что клюют по зернышку, а этот ребенок был из чистого мира.
Группа получила ценность, которую нужно отстаивать. Кобеляжу пришел конец,
только раза два молодые джазисты впадали в горячку и принимались за
ухаживанье. Разок пробовали и больше не пытались - кто-нибудь из нас со
счастливой улыбкой вырывал у бабника волчьи клыки. Скид однажды раскокал
гитару в четыреста долларов о башку такого парня. (После это обернулось
удачей: он всерьез занялся электричеством - правда, электрогитара
появилась позже.) И я однажды устроил заячью губу тромбонисту - вышиб три
передних зуба, потому как его правая рука забыла, что творит левая.
Она поступила к нам, уже втюрившись в Латча по уши, каждый это видел.
Наивно и чисто втюрилась, улавливаете? Латч - тот относился к ней, как ко
всем лабухам. Он и ухом не вел, а мы знали свое место. Думаю, не один я
потерял сон. Пока никто не шевелился, дела так и шли; джаз пер вверх, как
ракета. Мы были на подъеме, приятель.
Но сама Фоун все и поломала. Оглядываясь назад, я думаю, что этого
можно было ожидать. Мы-то были опытные парни, мы держались своей линии
потому, что все продумали. Но она была просто дитя. Ее это грызло слишком
долго, и, думаю, такого напряга она вынести не смогла. Силенок не хватило.
Мы тогда выступали в Боулдер-Сити, в загородном клубе. Это случилось
вечером, во время пятнадцатиминутного антракта, в начале третьего. Луна в
небе - вот такая. Я был сам не свой. Фоун меня просто заполонила, от
макушки до пяток. Я прошел в бар и хватил шипучего - от него мне всегда
становится скверно, а тут хотелось какой-нибудь неприятности, чтоб на ней
сосредоточиться. Оставил ребят сидеть за столом и разводить бодягу, а сам
вышел на воздух. Там была дорожка, засыпанная гравием, она сухо хрустела
под ногами, словно рыгала. Я с нее сошел. Двинулся по траве, глядя на луну
- век бы ее не видел, - чувствуя, как шипучка гуляет у меня в брюхе, и
было мне сурово. Да вы сами знаете, как это бывает.
Дело не только в Фоун - я это понимал. Еще и в Латче. Он был так..,
уверен в себе. Дьявольщина. Я-то никогда этого не мог. До нынешнего дня,
когда сумел добиться своего. Теперь я чертовски в себе уверен, и сделал
это своими руками. Не всякий может так сказать о себе. А Латч - он мог. У
него был талант, понимаете? Большой талант. Настоящий был музыкант. Но не
использовал этого, только чуть направлял - кончиками пальцев. До сих пор
хвалил Хинкла, а свое соло передал другому парню. Такой он и был. Такой в
себе уверенный, что ему не приходилось ничего захапывать. Не приходилось
даже нагнуться и подобрать то, что он может заполучить. Он знал, что
получит свое. А я никогда не знал, чего могу, пока не попробую. Таких
парней, как Латч Кроуфорд, просто быть не должно - парней, которым нечего
сомневаться и беспокоиться. Они все имеют и получают. С таким парнем
нельзя соревноваться по-честному. Или он победит, или ты. Он-то победит
легко - будто вдохнет и выдохнет. А ты - лишь потому, что он тебе
дозволит. Таким парням не надо бы родиться. А если они родятся, им
назначено быть убитыми. Жизнь и в спокойные времена - крутая штука. Вот
Латч, он придумал для джаза ласковую кличку: "сообщество". Кличка не
похожа на ласковую, но она такой была. Камбала был его
зазывалой-пустобрехом и частью сообщества.., и никакой разницы, что джаз
остался бы так же хорош и без меня. Отставь любого из нас или замени, а