"Теодор Старджон. Благая потеря." - читать интересную книгу автора

жилистого, ершистого петушка и мрачно-серьезного верзилы-быка. Первый, -
его называли Главным, - исполнял обязанности капитана, а заодно и
остальной части офицерского корпуса. Второй, Молчун, заменял весь рядовой
состав. Главный был подвижным, самолюбивым, инициативным; белый, волосы
золотисто-каштанового оттенка, глаза того же цвета. Суровый, сверлящий
взгляд.
Молчун - неуклюжий великан с тяжелыми ручищами-лопатами,
прикосновение которых было удивительно деликатным и нежным, богатырскими
плечами, размах которых равнялся половине роста главного. Молчуну очень
подошла бы ряса, подпоясанная веревкой, как у странствующих монахов. Ему
наверняка подошел бы бурнус. Он не носил ни того, ни другого, но, несмотря
на это, производил соответствующее впечатление. Ни одна живая душа не
догадывалась, что в голове у мрачного гиганта всегда кружится бесконечный
хоровод ослепительных картин и слов, сопоставлений и идей. Никто, кроме
главного, не подозревал, что у Молчуна есть книги, - целое море книг! - а
капитану было наплевать. Его прозвали молчуном с того момента, когда он
пролепетал первое в своей жизни слово, и прозвали недаром. Ибо он упрямо
не желал бросать драгоценные слова на ветер, выпускать из копилки мозга, а
если и произносил что-либо, то расходовал запас экономно, с большими
промежутками. Так Молчун научился сводить свою речь к серии фыркающих и
мычащих звуков, а если не получалось, просто оправдывал прозвище.
Они были примитивами, эти двое, то есть вульгарными практиками, а не
мыслителями или эстетами, как приличествует современному человеку. Первые
открывают новые формы и разновидности искусства достижения эйфории, а
вторые платят им, чутко откликаясь на изобретения. Звездолет - не место
для современного человека, поэтому он весьма нечасто использует его.
Практики способны составить единый рабочий организм, сочетаясь друг с
другом как клапан с толкателем, или защелка с храповиком Подобная
кооперация сплачивает как ничто другое. Но Главный и Молчун отличались от
прочих экипажей тем, что эти детали совмещались лишь друг с другом и не
терпели замен. Любой дельный капитан, если ему знакомы условия работы,
может командовать любым хорошим экипажем, а команда - служить под его
началом. Но вот Главный не желал летать с кем-нибудь, кроме Молчуна, и
гигант не срабатывался ни с одним капитаном, кроме коротышки. Молчун
ощущал существование взаимной зависимости, как и то, что разорвать
ниточку, соединяющую их, можно, лишь объяснив ситуацию Главному. Последний
не понимал, в чем дело, потому что ему ни разу в голову не пришло
поразмыслить о таком, а если бы и попытался, потерпел бы фиаско, ибо
природа не снабдила его необходимыми для подобных умственных упражнений
аксессуарами. Молчун знал, что для него значит эта уникальная связь:
единственный способ выжить. Главный ни о чем не подозревал, а услышав,
яростно отверг бы саму возможность такого извращения.
Поэтому капитан относился к своему бессменному подчиненному с
терпимостью и интересом, в котором присутствовал еще некий элемент:
смутное понимание рабской привязанности великана. Что касается Молчуна, то
его отношение к начальнику определялось.., да, все тем же бесконечным
вихрем слов, что, не останавливаясь, кружится в голове.
Кроме идеальной функциональной совместимости и иной, скрытой,
общности, о которой знал лишь Молчун, существовал третий элемент,
определивший уникальную эффективность совместной работы экипажа. Данный