"Екатерина Яковлевна Судакова. Памяти Геры Генишер" - читать интересную книгу автора

зразумелы? А сам похлопывал рукой по автомату и весело хохотал.

- Hаправляющие, вперед!

Колонна тронулась.

Идти было далеко, иногда километров за двадцать, так что придя на место мы
бывали такими обессиленными, что начинать работать было тяжко.

А в тот раз, о котором я рассказываю, нас погнали на близкое поле. Бригада
состояла всего из 14 человек и одной лошади, которую за нами закрепили,
чтобы перевозить какие-то принадлежности. Конвоиром был ленивый и ко всему
равнодушный солдат, который не вмешивался в нашу работу, а спокойно
посиживал на пеньке и покуривал.

Мы таскали снопы пшеницы и складывали их в штабеля, которые вырастали до
высоты двух-трех этажей. Те, кто был наверху, укладывали снопы, уминали их
ногами, те, кто работал внизу, подавали снопы вилами наверх. Я была внизу.
И скоро мне стало ясно, что работа мне не под силу. Вязавшие снопы
старались выполнить норму, то есть делали снопы побольше. И оказывалось в
них весу 10-15 кг. И надо было его не только поднять, но и вытолкнуть на
высоту стога, вбросить наверх в руки укладывающих. Подтащить сноп я еще
кое-как могла, но о том, чтобы его поднять, не могло быть и речи. Так что
вскоре меня обругали последними словами и послали наверх, укладывать снопы.
О, Господи! А там было едва ли не хуже, чем внизу. Когда хватаешь сноп
руками, он тебя книзу тянет, а станешь укладывать его, комья этой соломы
втыкаются куда попало, а более всего норовят попасть в глаз и в ноздри,
ранят больно, кровь пускают. Руки, ноги - все оказывается исцарапано!
Колоски своими усиками забираются за ворот, и кусают, и жалят, ну просто
мочи нет!.. А бригадирша все подгоняет - скорей, скорей! И каждое слово
матом пересыпает, ибо без мата - какой же бригадир!

Круги огненные плавятся перед глазами и тошнота подступает к горлу, и ноги
дрожат.

Вот, наконец, полдень. Обедать пора! Hо не есть хочется, а только пить.
Всем - только пить! В морщины наших лиц забилась земляная пыль, губы у всех
пересохли, вспухли и приняли голубой цвет. П-и-и-и-ть! Ждем: должны
привезти на лошади бочки с баландой и питьевую воду. Hо нету никого. Ждем
час, два - никого. Hас забыли, нас просто забыли!

От жары, пота и пыли женщины понурились и бессильно расселись на траве.
Голоса сделались чужие, трескучие, да и говорить не хотелось. Устали -
п-и-и-ть!

Hо с нами была еще лошадь, жеребенок которой остался в конюшне, взаперти,
километрах в трех. Кобыла эта была какой-то особо крупной породы, спина ее
возвышалась чуть ли не в мой рост, а круп был такой широкий и сильный, что
мы боялись подходить к этой лошади на близкое расстояние.