"Эжен Сю. Плик и Плок " - читать интересную книгу автора

Но вот, между тем, юная дева там одинока. Распятие, столик, окно,
постель, приятное и легкое благоухание - все там есть, но она не смотрит ни
на луг, ни на пляски, ни на солнце, пылающее на закате.
Ее лицо закрыто руками, и слезы льются на нежные пальцы.
Она приподнимает голову: это Монха, которая присутствовала на травле
волов.
Она не блестит более атласом и драгоценными камнями, как в день разлуки
своей со светом. О! Нет! В широком шерстяном платье погребен ее прекрасный
стан, как в саване; ее длинные, черные волосы обрезаны и скрыты под
холстинной повязкой, обрисовывающей округлость белого, стыдливого чела, и
спадающей по обе стороны ее ланит. Но как она бледна, Творец милосердный! Ее
голубые глаза, столь прелестные, столь тихие, окружены легкой синевой, где
лазурные жилки браздят эту нежную алую кожицу.
- Боже, помилуй! Помилуй! - сказала она, и пала на колени на камни.
Спустя немного, она встала с пылающими ланитами и сверкающими очами.
- Прочь... прочь... опасное воспоминание! - вскричала она, устремись к
окну. - О! как душно, как душно, я горю! О! я хочу видеть солнце, деревья,
горы, этот праздник, эти пляски. Да, я хочу видеть этот праздник, быть
совершенно погруженной в это шумное зрелище. Счастливые!.. Конечно, они
счастливы! Браво! Молодая девушка... какая легкость! какая приятность! как я
люблю цвет твоего баскина и шнурки твоей головной сетки! Как я люблю этот
голубой цветок в твоих белокурых волосах! Но ты приближаешься к твоему
плясуну... Он прекрасен, его взоры устремляются на твои с любовью. Он также
имел приятный взгляд, но...
Она опустила свою голову на руки и умолкла, сердце ее готово было
разорвать грудь сильным своим биением; потом, как бы желая освободиться от
тяжкого воспоминания, приняла прежнее положение и с живостью проговорила:
- Как лучезарно и светло заходит солнце! Боже! какое прекрасное
пурпурное облако с золотым отблеском! как странен и изменчив его вид! Сейчас
была красивая Мавританская башня с множеством зубцов, теперь это почти
огненный шар; но его округлости опять разбиваются, они обозначаются гораздо
яснее. Санта-Кармен! точно человеческий образ. Да... Это широкое чело...
и... эти уста... О! нет... если... Боже... он с ним сходен!
И, тяжело дыша, она стояла на коленях со сложенными руками, в некотором
роде исступления, перед этим фантастическим видением, которое покрылось
паром, мало-помалу развеялось и совершенно исчезло.
Когда перед ее глазами остался один только воспаленный горизонт, она
встала в жестоком волнении и бросилась, стеная, на постель.
- Он ... все он же... он повсюду! - воскликнула она с видом отчаяния. -
Ужас! Когда я припадаю к твоему святому лику, о Иисусе! Твои божественные
черты изглаживаются... и я его только вижу! его боготворю!
"Когда безмолвная и смущенная, я готовлюсь слушать с вниманием чтение
Священного Писания нашей игуменьи, что же! ее голос, кажется, слабеет и
пропадает, и я его только слышу; ибо сладостные звуки его речей всегда
отзываются в моем сердце!
Ужас! наконец, когда я с раскаянием влекусь пред судилище Божие, там
опять он ... ибо любовь есть единственное преступление, в котором я могу
себя обвинять". - И она начала плакать.
- Преступление! разве это преступление? О, моя матушка! если б ты не
умерла, ты находилась бы тут; моя голова покоилась бы на твоих коленях.