"Виктор Суханов. Мини-футбол на Маросейке (Повесть)" - читать интересную книгу автора

действительно было: хотя дядя Яша и имел обе ноги, он сильно хромал на
левую. Старухи на кухне рассказывали, что ногу эту дяде Яши повредили в
момент рождения. Он и считался инвалидом от рождения и поэтому имел "белый
билет", то есть от воинской службы его освободили пожизненно. Нога у дяди
Яши была сильно искривленной, но если не видеть его во время ходьбы - не
догадаешься, что он калека. Витька однажды наблюдал, как этот инвалид,
раздетый по пояс, колол во дворе дрова. Могучие бицепсы борца, бычья шея и
спина из бугров мышц... Можно было подумать, что это молотобоец.
Побаивались Якова, однако, не из-за его физической силы. Мальчишки
улавливали порой обрывки разговоров взрослых, из которых явствовало, что
дядя Яша человек далеко не простой и водит компании с разного рода темными
людьми, которые при надобности могут и убить, не моргнув глазом. Впрочем, в
большой коммунальной квартире ничего не скроешь, и, наблюдая за типами,
которые приходили к Якову, мальчишки сами могли строить кое-какие
предположения.


ФЕДОР

Упоминание о Якове насторожило Витьку еще и потому, что вчера вечером
впервые с неожиданной ненавистью отозвался о хромом Федор Махаев. Дело было
так. Федор последние дни плохо себя чувствовал и почти все время лежал в
кровати. Витька забежал к больному после школы, чтобы сварить кашу, кисель и
покормить его. Настроение у Федора было хуже некуда, похоже, он всерьез
подумывал о смерти. Витьке все это активно не нравилось. Федора искренне
уважали все кисаровские мальчишки за внутреннюю порядочность и за то, что он
всегда помогал пацанам, когда они что-нибудь мастерили из дерева. До войны
Федор был отличным столяром-краснодеревщиком.
Жил Федор в узкой десятиметровой комнатке, был холост и старался
избегать женщин. Он не мог простить им всем измену одной из них - его бывшей
невесты: она вышла замуж вскоре после того, как он ушел на фронт. Только к
Нине Гуреевой относился бывший столяр с искренним уважением. Видимо, за ее
верность погибшему жениху. Мальчишки часто и запросто заходили к Федору,
порой чтобы просто посоветоваться с ним о своих делах.
- Столяр я столяр, пока еще не помер, - шутливо напевал он, завидев
юных гостей.
Иногда на Федора нападала грусть, и он начинал рассказывать ребятам об
обороне Ленинграда, о страшной блокадной зиме, когда ослабевшие, голодные
люди, которые делали все, что только могли, для фронта, не выдерживали и
падали, умирая прямо у станков или на улице. Но все держались до конца,
добавлял Федор, знали, что умрут, а человеческого достоинства не теряли и
делились друг с другом, чем могли.
О блокаде мальчишки слушали с большим интересом, они ведь тоже пережили
в Москве голод и холод зимой сорок первого - сорок второго годов. Тогда,
чтобы спасти родных от гибели, они обшаривали все чердаки окрестных домов в
поисках дощечек и деревянных брусков. Это был единственный вид топлива,
доступный в ту зиму. Но ребята отлично понимали, что лишения их семей не шли
ни в какое сравнение со страданиями ленинградцев.
Когда Федор начинал говорить о блокадных временах Ленинграда, он вдруг
менялся, становился собранным, торжественным, и голос его слегка звенел: