"Андрей Сульдин. Мудрость веков" - читать интересную книгу автора

- Знаешь же, как меня зовут, а называешь Слоном,- говорю я.
- А мне так больше нравится,- замечает девушка. Она с удовольствием
грызет сушки, которые я достал из рюкзака, обильно запивая чаем. На вид ей
лет шестнадцать-семнадцать, невысокая, худенькая, совсем непохожа на
деревенскую. Поражают глаза - большие, карие, в которых хитринкой светятся
зеленоватые искорки. Русые волосы коротко стрижены - издали вполне можно
принять за мальчишку.
- И, по-моему, никогда не надо делать то, что не нравится,-
провозглашает девушка. И неожиданно спрашивает: - Вот вам ваша работа
нравится?
- Как тебе сказать? - замечаю я, лихорадочно пытаясь найти максимально
правдивый ответ.- Все не так однозначно в жизни, как ты себе представляешь.
Я - журналист, работаю в молодежной газете. К этой работе себя готовил,
учился в университете... Но есть мешающие факторы, которые не позволяют,
если так можно выразиться, трудиться с максимальной отдачей. Ну, и отдельные
моменты бывают... тоже не очень интересные...
Наши взгляды встретились. Я вновь поразился, насколько беззащитно
смотрела она на меня. Но все ее существо выражало мне такое доверие и
спокойствие, что хотелось в этих глазах утонуть и раствориться. Словно сама
судьба сидела передо мной... И надо было сделать в это мгновение душевного
единения лишь немногое - протянуть руку, погладить девушку по щеке и повести
рядом по жизни. Такие глаза не могут лгать, даже если надеть на них темные
очки.
Сознание вновь вернуло меня за стол, за которым мы пили чай, и я вновь
увидел свою хозяйку, максималистски требовавшей от людей совершенства: - Вы
ведь журналист, Слон!
- Сколько тебе лет?
Она посмотрела на меня своими большими глазами и ответила:
- По метрике - семнадцать. А по-настоящему - даже и не знаю. Возраст-
это ведь прожитые годы, это события, которые помнишь, мелкие детали,
оставшиеся в памяти...
- Тогда сколько же? - спрашиваю очень серьезно, обоснованно боясь
иронии в своем голосе.
Глаза у Веры сейчас задумчивы, она погружена в себя. Кажется, даже не
замечает, что рядом есть кто-то. Я жду, терпеливо жду ответа, и тут комната
начинает кружиться в малиновом круговороте, сначала медленно, а затем все
быстрее, быстрее, и я понимаю, что начинается новый приступ этой непонятной
болезни, что сейчас мое тело начнет ломать боль, от которой нет спасения; Ее
можно пережить, лишь погрузив сознание за край бытия. Но сквозь малиновый
круговорот я еще успеваю запечатлеть, как через плотно сомкнутые губы Вера
выдыхает тягучим старческим языком: - Запомни, отрок, лето тыща триста
восемь десятое - знамение нашей победы!
Комната исчезает в темноте. Я сижу у костра, огонь лениво лижет толстые
поленья. А рядом высохшая и побеленная временем старуха.
Волосы паклей торчат во все стороны, но большие глаза разумны и
серьезны. Рот старухи медленно открывается в такт словам. Но она очень
внимательно смотрит, как ее внучка, худенькая бледная девушка, длинной
деревянной ложкой помешивает варево в котелке.
Девушка боится смотреть на меня, знаю, ей очень не хочется, чтобы я
завтра ушел в свою деревню. Я благодарен ей за это, ведь мне тоже совершенно