"Поль-Лу Сулитцер. Ханна" - читать интересную книгу автора



Всадники

Он стоял в воде по щиколотку, перегнувшись в поясе, почти голышом.
Какая чистая линия плеч и затылка! Бледное золото его волос и невероятная
белизна спины вбирали и одновременно отражали свет. Затем он выпрямился,
посмотрел на дело своих рук - нечто вроде каменной плотины. Капли пота
катились по его щекам, как слезы. Он снял трусы, сел в воду и, запрокинув
божественной красоты лицо, подставил его солнечным лучам. Никогда Ханна не
видела раздетого мальчика. Ее братья были слишком взрослыми. Но в
очаровании, охватившем ее, присутствовало нечто еще: она вдруг поверила в
существование духов. У нее перехватило дыхание; ей бы следовало убежать, но
она осталась на месте, лишь присела на корточки.
Так она провела по крайней мере час, глядя во все глаза, вдыхая пыльный
и горячий воздух, скрытая стеной чертополоха. Она видела, как он оделся, как
уходил, но и после этого не сразу покинула свой тайник. В тот раз она не
осмелилась дойти до того места, где он стоял. Она это сделала позже.
На следующий день Ханна пришла к ручью первой и положила на виду, на
самом большом камне построенной запруды, лепешку с медом и орехами из своего
завтрака, спрятавшись за чертополохом, с восторгом увидела, что незнакомец
принял ее подношение, ничуть даже не удивившись (она восхитилась такой
простотой). То же повторялось несколько раз, пока не сделалось ритуалом. И
все же им понадобился целый месяц, чтобы познакомиться. Он решился первым.
Его не смущало, что она - девочка и моложе его на три или четыре года. У
него были длинные ресницы, ярко-голубые глаза и манеры принца,
снисходительно принимающего обожание. При первой же встрече он небрежно
снизошел до разговора о своей запруде: надо ее закончить до отъезда в
Варшаву. Да, он учится в Варшаве, в то время, как ни один мальчик в польской
деревне не умеет читать. "А я умею", - сказала вдруг Ханна, гордясь своей
дерзостью. В доказательство она вывела пальцем два или три слова на идиш,
который s он (о чудо!) немного знал, хотя гораздо хуже, чем она - польский.
Взгляд голубых глаз остановился на ней с любопытством и интересом. Так
началась (но Ханна даже и в мыслях не осмелилась произнести это слово) их
дружба.
До того памятного дня, дня их десятой или двенадцатой встречи, он ни
разу ни о чем ее не спрашивал, зато очень много говорил о себе. Он -
единственный сын арендатора графских земель. Приезжает сюда только на
каникулы, остальное время живет в Варшаве. Слово "Варшава" не сходит с его
уст. Он говорит и смеется. Потом перестает смеяться, замечая огромные серые
глаза, тронутый обожанием, которое можно в них прочесть. И происходит чудо -
он засовывает руку в карман, что-то достает оттуда, зажатое в кулаке:
- Держи.
Ладонь раскрывается. Ханна не может произнести ни слова.
- Ну что же ты, бери, - говорит он. - Я тебе дарю. Это скарабей.
Он сам его вырезал, говорит он чуть улыбаясь и как бы подсмеиваясь над
собой. Дерево, из которого сделан жук, темное, почти черное, а глаза у жука
красные. В свете зарождающегося дня они блестят, как рубины. Это, пожалуй,
совсем не похоже на скарабея, но какая ей разница. Ей удается выговорить:
- Мне?