"Наталья Султан-Гирей. Рубикон " - читать интересную книгу автора

хватало денег заплатить за это. Но Гай Марий открыл дорогу к славе не
знатности и золоту, а доблести и мужеству. Это он римскому пролетарию
даровал высокую честь носить оружие, крестьян Италии наделил пахотными
участками и уравнял в правах с гражданами Рима! Это он обуздал жадность
ростовщиков и самоволие Сената. И богачи-оптиматы возненавидели славного
Мария, гнали его при жизни, после смерти запретили чтить его память. Но есть
в Риме люди! - Цезарь перевел дыхание и указал глазами на бюст. - Наш Марий
восстал из праха! - Спрыгнув с камня, оратор затерялся в народе. Несколько
мгновений толпа молчала. Потом рукоплескания и рев восторга понеслись к
мраморному полководцу. какой-то подвыпивший горожанин облапил подножие бюста
и разрыдался.
- Всю добычу он делил с нами! Я сына нарек его именем! Марий, где ты?
- Хватит, отец! - угрюмо отозвался мальчуган с перепачканной спелыми
вишнями рожицей. - Шел бы домой!
- Домой? Сегодня? Нет, дитя, твой отец старый воин! Скоро мы вновь
будем сражаться под его орлами!
- Мама покажет тебе орлов! - Маленький Марий потянул за тунику
расходившегося родителя. - Такое сражение задаст!
- И то, Цетег, чего шумишь? Шел бы домой, пока на ногах еще держишься!
- Кто на ногах еще держится? Ты, может, а я только для праздника! -
Цетег выпятил грудь, хотел отдать воинский салют бюсту, но пошатнулся и
заорал: - Марий!
- Я тут, отец! - Мальчик подхватил его.
- Ты им, сынок, скажи! Я бывший легионер. Я только по праздникам!
Марий!
Но напрасно мальчик тянул отца. Ветеран упирался и грозил искрошить
всех врагов славного Гая Мария и в первую очередь ростовщиков и сенаторов. В
пылу красноречия он не заметил, как толпа боязливо отхлынула.
К памятнику маршировал отряд ликторов.[5] На плечах блюстителей порядка
темнели пучки розог с вложенными в прутья секирами - традиционные знаки
отеческой власти Сената Римского.
Впереди шествовал голенастый, поджарый цензор нравов, а за ним четко
печатал шаг крепкий смуглый юноша в белой сенаторской тоге с пурпурной
каймой.
Цетег, подняв кулаки, ринулся на противников, но молодой сенатор
сильным и ловким пинком сбил его с ног. Марий, плача, нагнулся над отцом,
тормошил, звал... ни друзья, ни враги не отозвались.
Цензор нравов грозно указал на бюст:
- Кто посмел? Я спрашиваю вас, квириты, кто посмел оживить обличие
тирана?
- Кто, как не любимчик черни, - процедил сквозь зубы сумрачный юноша, -
Гай Юлий Цезарь!
- Разве ты забыл, благородный Катон?[6] - услужливо подсказал цензору
нравов начальник ликторской стражи. - На похоронах вдовы тирана этот Цезарь
носился с восковой маской своего дядюшки Мария.
- Стереть с лица земли Римской! - Худая, дряблая шея Катона затряслась,
левая щека болезненно дернулась, и голос неожиданно сорвался в визг. -
Уничтожить!
Ликторы начали бочком подвигаться к бюсту. Толпа притихла, но не
расходилась. Из нее выступил широкоплечий седой легат.[7]