"Николай Флорович Сумишин. Уроки " - читать интересную книгу автора - А-а... Да разное говорили.
- Ясно. Критиковали твой способ жизни и твой способ мышления. А я полагал, врежут рублей пять штрафу за чрезмерное влечение к мелкособственнической деятельности. - Митька засмеялся. - Не зубоскаль о вещах, в которых ты ничего не понимаешь, - сурово сказал отец, а мать добавила: - Ты ему слово, а он тебе десять... Иди, иди на огород. - Вот уже и работа. А рабочий класс, я так понимаю, - никакой собственности. Отработал восемь часов - отдыхай. - Перейдешь на свой хлеб, будешь отдыхать. А сейчас - трудись! - Иду, иду. Эксплуататоры! На огороде Митька уселся на мешке с картошкой, подставил лицо солнцу, закрыл глаза и замечтался. О чем? Да так, о всякой нереальной всячине. Однако мысли упорно возвращались к Иванцовой Женьке. "Вот если бы она полюбила меня... и поцеловала". Открыл глаза, оглянулся вокруг испуганно. Ему показалось, что о любви и поцелуе он сказал вслух и притом громко. На соседнем огороде находилась тетка Фросина, а еще дальше - целый выводок Воронюков: мать с дочерьми. Нелля среди них самая высокая. Нелля из десятого "А", Романова симпатия. Тоже хорошая девушка, правда молчаливая немного. Живет почти рядом, а по-настоящему не знакомы. Так, "здравствуй" - "привет"... "Я тоже молчаливый... стыдливый трус! Пойти бы сегодня к Женьке! Проявить характер... бесхарактерный характер, ха-ха... Женька усмехнулась бы... она же меня как пустое место воспринимает..." Тетка Фросина высыпала картошку в мешок, обернулась: Митька перешел на огород соседки - узенькую вскопанную полоску земли, сбегавшую от хаты к пруду. - Венец уже, тетя? - Собрать да в погреб снести. А твои где? - Обедают, - Митька взялся за рожки мешка, р-раз! - ноша на теткиной спине. - Полные набираете. - Мешки маленькие. И пошла межой, осторожно переставляя загорелые с толстыми, словно опухшими, икрами ноги. Остановилась, обернулась: - Отец уже пришел? - Пришел. - И что? Как там обошлось? - Поговорили на моральные темы. - Ага, - раздумчиво промолвила тетка, кивнула головой. - А я думаю: ни с чего позорят человека. Ни с чего... - И мешок с картошкой поплыл дальше. Митька снова устроился на мешке. Потом встал, разделся. Слабое сентябрьское солнце коснулось лучами смуглого тела... "Осень. Дожди скоро пойдут... затем зима, весна, а там - выпускные экзамены. Вручат аттестат..." Возле Митькиной тени легла еще одна тень - отцова. Митька не оглянулся. Он как раз думал о будущем лете, о документе, который засвидетельствует его зрелость, и конечно же - об Иванцовой Женьке, у которой вишневые, словно карандашом обведенные, губы. Он переносился в то зрелое лето, ставил себя рядом с девушкой, пытался представить себя и Женьку, например, в лесу или на |
|
|