"Гаетан Суси. Лоскутный мандарин (Радости и тайны разрушения Часть первая)" - читать интересную книгу автора

может быть, женщина уже успела заметить загаженные простыни? Он рукой
прикрыл глаза от нестерпимо яркого света.
- Задерните шторы, у меня под веками будто пожар.
- Ты сам меня просил тебя разбудить. Перед тем как уйдешь, изволь
расплатиться.
- Уйду?
Лазарь не удержался и мельком бросил взгляд на простыни. (Ничего
страшного, сверху они казались чистыми.)
- Я хочу сказать: до того, как ты пойдешь на работу. Сегодня четверг -
день платы за жилье. Мне надо, чтоб ты расплатился утром, тогда я смогу
пойти купить еды на неделю. Не бери в голову,
я тебя вон не выгоняю.
Засаленная кофта хозяйки, как обычно, была надета наизнанку и
застегнута криво. Наклонившись, чтобы поднять полупустую бутылку с выпивкой,
лежавшую в куче грязного белья, она рукой заправила огромную грудь в
бюстгальтер, левую, как обычно, левую, которая всегда сама собой
бесконтрольно оттуда выпадала. Существо, похожее на гориллу, пухлое и
безбородое, вихрем ворвалось в комнату, вскочило на кровать Лазаря, подмяло
его под себя, впечатав в матрас, и стало осыпать поцелуями, оглушительно
чмокая. Его топорщившиеся уши мотались по щекам Лазаря как собачий хвост.
Лазарь с омерзением пытался от него защититься. Мадам Гинзбург схватила сына
за шиворот - не грубо, но жестко, и стащила его с жертвы своей
привязанности. Дебил хлопал в ладоши и с неизъяснимым блаженством повторял:
""азарь, "азарь",- а Лазарь тем временем, вытирая обслюнявленные щеки,
беспомощно пытался сообразить, сообразить уже в тысячный раз, откуда у этого
кретина могла возникнуть к нему такая страстная привязанность.
- Мы ждем тебя к завтраку, - сказала мадам Гинзбург, уводя с собой
сына, продолжавшего выть свое ""азарь, "азарь", потому что ему очень не
хотелось уходить из комнаты.
Оставшись в одиночестве, Лазарь соскочил с кровати. Несколько мгновений
комната вертелась у него перед глазами, потому что накануне вечером он
прилично поддал и, конечно, снова перебрал. Голова была будто налита
свинцом, а печень екала, как прокисший студень. (Он пил, чтобы заглушить
кризис, неотвратимое приближение которого ощущалось все явственнее, а в
случае его наступления ему снова грозило заточение в клинику Гильдии в
течение нескольких недель.)
Он пинком отбросил форму разрушителя к куче грязного белья, чтоб она
была поближе к окну и подальше от кровати. Такого с ним не случалось вот уже
больше месяца. Все то время, что он снимал комнату у мадам Гинзбург. Ему уже
даже стало казаться, что он избавился от своего позора. Что же, получается,
теперь ему снова придется переезжать? Ему по десять раз в год приходилось
менять квартиры из-за того, что краник у него подтекал. Он съезжал без
предупреждения - на рассвете, посреди ночи, оставляя постель неубранной,
ничего с собой не забирая, кроме своей любимой картинки, бросая одежду,
ножи, туалетные принадлежности, не требуя уплаченных вперед денег, кляня
себя на все лады, с бешенством в сердце, оставляя мокрые вонючие простыни
лежать на кровати.
Лазарь снял с себя обмоченные пижамные штаны и бросил их на загаженные
простыни. Он натянул форменные штаны разрушителя, но не стал их сразу
застегивать, оставив живот открытым; он стоял босой, соски на груди были как