"Гаетан Суси. Лоскутный мандарин (Радости и тайны разрушения Часть первая)" - читать интересную книгу автора

обрушилась лестница, которая придавила девочку. Как ты считаешь, малыш
Ксавье, знал Философ об этом или нет?
Когда подручный шел к Пескам, сердце парнишки переполняла жалость, а
Философ все продолжал сквозь зубы чертыхаться. Но когда Ксавье попытался ему
помочь, старик грубо его отстранил движением руки и послал куда подальше.

Глава 3

В конце концов Ксавье получил задание на весь оставшийся день - ему
велели перетаскивать еще годные к применению пустотные кирпичи на дно
котлована. По правде говоря, от того, что кирпичи были пустотными, мало что
менялось. Их там оставалось по меньшей мере штук шестьдесят, и таскать их
надо было метров за сто, а то и больше. Когда взвыла шестичасовая сирена,
подручный мог почесать ногу чуть выше щиколотки, даже не наклоняясь. Он
кашлял, насквозь вымок от пота, его ребра и плечи ныли, будто кто-то
прошелся по ним дубинкой.
Инструменты собрали, рабочие стали расходиться. Ксавье был настолько
измотан, что, казалось, толкал перед собой собственное склоненное вперед
тело, как будто перед самым кончиком его носа висел отвес. Возвращая
положенные по инструкции ботинки мастеру, еле живой от усталости, он так
плохо контролировал движения - и ничего не мог с этим поделать, - что
уткнулся лбом в плечо начальника, словно хотел прикорнуть.
Мастер без долгих разговоров оттолкнул Ксавье, да так, что тот отлетел
на пару метров. Когда подручный встал на ноги - удар был сильным, - мастер
посоветовал ему поскорее отваливать и бросил ему под ноги доллар и тридцать
два цента - плату за преданность делу переноски пустотных кирпичей в тот
день.
Ксавье сидел в окружении штабелей кирпичей - плодов его дневных трудов,
и, чтобы стало легче дышать, он ослабил планки собственной конструкции -
чуть-чуть, чтоб не давили. Голова звенела пустотой, тело было как выжатый
лимон, но он должен был оставаться начеку, чтобы отреагировать на малейший
шум и спрятаться, если в том возникнет потребность. Он пытался бороться со
сном, клевал носом, силился сдержать дыхание. Глубоко заснуть значило для
него то же самое, что стать одной ногой в могилу. Идти и внезапно
почувствовать, что падает прямо в ловушку, из которой никогда не сможет
высвободиться. Даже по ночам он засыпал в страхе, нахмурив брови, ему
приходилось делать несколько попыток перед тем, как он погружался в сон, как
бы умирая естественной смертью; раньше он, бывало, вздрогнув, просыпался и в
ужасе стонал, словно на грудь ему собирался усесться огромный зверь.
Но день выдался такой тяжелый во всех отношениях, что в конце концов с
неизбежностью очевидного усталость его одолела, и там же, близ им же
сложенных кирпичей, он впал в тяжелое сонное оцепенение. Когда подручный
очнулся, вокруг не было ни души, спустились сумерки. Он очень удивился, что
никто из рабочих не подошел к нему, пока он забылся на дне котлована, не
заехал ему ботинком по ребрам и не сказал, чтоб он убирался со строительной
площадки подобру-поздорову, потому что оставаться там после окончания работы
считалось таким же преступлением, как покушение на грабеж.
Ксавье встал, все такой же разбитый и измотанный, как и раньше, но
шевелил мозгами он теперь гораздо лучше. Он вспоминал дневные события,
пытаясь усвоить произошедшее и решить, что делать дальше. Ему надо было