"Виктор Суворов. Открытое письмо издательству "АСТ" " - читать интересную книгу автора

Первой мировой войне воевал с первого дня. Рядовым в пехоте. В траншеях. Во
время Брусиловского прорыва в июле 1916 года был тяжело ранен и попал в
австрийский плен. После плена вернулся домой в Екатиринославскую губернию,
которую вместе со всей Украиной, Крымом, Прибалтикой и пр. некто Ленин сдал
германскому кайзеру. Ленинская измена Родине пришлась моему деду весьма не
по душе. С того момента Василий Резунов стал Резуном.
Дед прошел через Гражданскую войну. Красный террор испытал на своей
шкуре - бит комиссарскими шомполами. Потом голод 1921-1922 годов, первая
попытка коллективизации под именем коммунизации, после чего - настоящая
коллективизация и жуткий организованный комиссарами голод, когда на соседнем
хуторе Садовом обезумевшая женщина зарезала и сожрала свою малолетнюю дочку,
а рядом, в селе Соленом, под охраной головорезов из ГПУ гнил под дождем
отобранный у народа, ссыпанный на землю хлеб, и ревели согнанные со всей
округи коровы, которых никто не кормил, не поил и не доил. Которые так все
там и передохли.
Во Второй мировой войне два старших сына моего деда, Иван и Богдан
офицерами воевали на фронте, а его самого с третьим сыном Александром немцы
угнали на шахты в Силезию. Там Александр и погиб. Дед вернулся домой и до 66
лет вкалывал кузнецом в колхозе им. Шевченко Солонянского района
Днепропетровской области. В старости его сразил тяжелейший недуг. У деда
дрожали руки. Уже в 70 лет он не мог держать ни ложку, ни кружку. Кружку
перед ним ставили на стол, он к ней наклонялся трясущейся головой. Это его
угнетало. И очень сильно. А кормить себя другим не позволял. С годами недуг
набирал силу. Дед оставил после себя большое потомство. Внуки живы. Внуки
деда помнят. И каждый подтвердит: уже в 75 лет он ничего написать не мог.
Тем более - в 86.
Распространяемые издательством "АСТ" сведения, про записку, которую дед
просто физически написать не мог, - это мерзость высшей степени подлости.
Но если бы и была у него возможность написать, то уж он бы такое не
написал. Дед помнил то время, когда в "царской России" он, мальчишка,
работая подручным кузнеца, мог заработать достаточно денег, чтобы можно было
уважать и себя, и свой труд. Он помнил время, когда гражданин России имел
право иметь оружие. И никто никого не стрелял. Даже по пьяни. Потом пришли
оккупанты-комиссары, и первое, с чего они начинали, был запрет иметь оружие,
что со времен глубочайшей древности было символом рабства.
Кстати, гитлеровцы вели себя точно так же.
В колхозе дед был крепостным рабом. Он не имел права иметь паспорт
Союза Советских Социалистических Республик. Большинство населения СССР в
30-е, 40-е, 50-е годы жило в селах и деревнях, вкалывало в колхозах, в
которые комиссары загнали людей расстрелами и голодом. Так вот: большинство
населения великой страны гражданами этой страны не являлось. Деду моему, как
и сотням миллионов других людей, паспорт (внутренний паспорт, не
заграничный!) иметь не полагалось. Отпахав 27 лет кузнецом в колхозе, он
заработал пенсию размером 8 рублей 25 копеек в месяц. Бутылка самой дешевой
водки стоила 2 рубля 87 копеек. А килограмм мерзкой колбасы из макулатуры и
крахмала - 2 рубля 20 копеек.
Власть, которая довела великую страну до того, что она покупала хлеб в
Америке, дед считал преступной и бандитской. Об этом тем внукам, которым
доверял, дед говорил открыто и прямо. Об этом сохранилось и свидетельство
моего отца, которое прозвучало в фильме Синельникова. Перед войной юный