"Виктор Суворов, Ирина Ратушинская. Золотой эшелон " - читать интересную книгу автора

думал, что он мне пригодится лишь для чтения старых книг. Я никогда не
предполагал, что смогу говорить на этом языке с красивой женщиной в Москве.
И в тот самый момент, как он произносил эти слова, он подумал: как
странно - по-английски он никогда бы не смог произнести такую сентенцию в
первый день знакомства с женщиной. Да, по-русски, да к тому же еще и с
Ириной, это было и легко, и приятно.
Ирина счастливо улыбнулась, придвинулась ближе к нему и сказала:
- Ваши уроки пошли вам впрок. Вилли, ты никогда не говорил, что твой
друг такой очаровательный. Я представляла себе толстого капиталиста с
сигарой.
Автомобиль Вилли катился по московским улицам, а Росс снова
почувствовал, как ему хорошо здесь, в стране своих предков, где женщины еще
не превратились в мужчин, где бизнес и удовольствие можно смешивать, и где
чувство приключения пронизывает каждый момент твоей жизни.

К сожалению, это была единственная сцена, которую он мог потом
отчетливо воспроизвести в своей памяти. Остальное все было кусочки, отрывки,
впечатления, не связывающиеся в стройную картину. Ярче всего он помнил
вечеринки, где были девочки и еще девочки, и где он пел похабные песни на
языке, который, как он думал, был лишь языком возвышенной поэзии. Его
пребывание в Москве представляло собой цепь бесконечных пьянок - то в одной
квартире, то в другой. Он никогда не думал, что может выпить такое
количество жидкости - не говоря уж об алкогольных напитках. В остальном же
он смутно вспоминал каких-то интеллектуалов, с которыми его знакомил Вилли,
но среди этих интеллектуалов каким-то образом оказывались цыганки, с
которыми он танцевал и которые выглядели удивительно похожими на евреек.
Конечно, он не забыл, что сделка была заключена: он должен был привезти один
или два контейнера мыла в Одессу, и как можно быстрее. Однако детали сделки
как-то расплывались. Он помнил, например, что говорил с каким-то очень,
очевидно, важным человеком, в старомодно выглядевшей гостиной, стены которой
были увешаны иконами. Человек тот был чудовищно толстым, волны жира так и
выпирали из-под шелковой рубашки, слишком ему тесной. Все, что было на нем -
часы, галстук, ботинки, - было западного производства, безумно дорогое, но
несколько старомодное. Он помнил еще, что у этого человека был какой-то
странный акцент, и по-русски, и по-английски, но он не мог вспомнить ни
единого слова из их разговора. Но сделку он заключил именно с ним, и он
помнил, что запили они ее армянским коньяком.
С другой стороны, он мог отчетливо вспомнить каждое слово другого
разговора, странно смешавшегося в его памяти с первым - возможно, потому,
что и этот разговор происходил в комнате, увешанной иконами. Здесь, после
того как Хардинг представил Росса как человека, собирающегося "умыть матушку
Россию", пожилой человек, его собеседник, вскочил и процитировал громким
голосом:

Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, послушный им народ!

Затем, расхаживая по комнате, этот человек продолжал: