"Виктор Суворов, Ирина Ратушинская. Золотой эшелон " - читать интересную книгу авторадумал, что он мне пригодится лишь для чтения старых книг. Я никогда не
предполагал, что смогу говорить на этом языке с красивой женщиной в Москве. И в тот самый момент, как он произносил эти слова, он подумал: как странно - по-английски он никогда бы не смог произнести такую сентенцию в первый день знакомства с женщиной. Да, по-русски, да к тому же еще и с Ириной, это было и легко, и приятно. Ирина счастливо улыбнулась, придвинулась ближе к нему и сказала: - Ваши уроки пошли вам впрок. Вилли, ты никогда не говорил, что твой друг такой очаровательный. Я представляла себе толстого капиталиста с сигарой. Автомобиль Вилли катился по московским улицам, а Росс снова почувствовал, как ему хорошо здесь, в стране своих предков, где женщины еще не превратились в мужчин, где бизнес и удовольствие можно смешивать, и где чувство приключения пронизывает каждый момент твоей жизни. К сожалению, это была единственная сцена, которую он мог потом отчетливо воспроизвести в своей памяти. Остальное все было кусочки, отрывки, впечатления, не связывающиеся в стройную картину. Ярче всего он помнил вечеринки, где были девочки и еще девочки, и где он пел похабные песни на языке, который, как он думал, был лишь языком возвышенной поэзии. Его пребывание в Москве представляло собой цепь бесконечных пьянок - то в одной квартире, то в другой. Он никогда не думал, что может выпить такое количество жидкости - не говоря уж об алкогольных напитках. В остальном же он смутно вспоминал каких-то интеллектуалов, с которыми его знакомил Вилли, но среди этих интеллектуалов каким-то образом оказывались цыганки, с Конечно, он не забыл, что сделка была заключена: он должен был привезти один или два контейнера мыла в Одессу, и как можно быстрее. Однако детали сделки как-то расплывались. Он помнил, например, что говорил с каким-то очень, очевидно, важным человеком, в старомодно выглядевшей гостиной, стены которой были увешаны иконами. Человек тот был чудовищно толстым, волны жира так и выпирали из-под шелковой рубашки, слишком ему тесной. Все, что было на нем - часы, галстук, ботинки, - было западного производства, безумно дорогое, но несколько старомодное. Он помнил еще, что у этого человека был какой-то странный акцент, и по-русски, и по-английски, но он не мог вспомнить ни единого слова из их разговора. Но сделку он заключил именно с ним, и он помнил, что запили они ее армянским коньяком. С другой стороны, он мог отчетливо вспомнить каждое слово другого разговора, странно смешавшегося в его памяти с первым - возможно, потому, что и этот разговор происходил в комнате, увешанной иконами. Здесь, после того как Хардинг представил Росса как человека, собирающегося "умыть матушку Россию", пожилой человек, его собеседник, вскочил и процитировал громким голосом: Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые, И ты, послушный им народ! Затем, расхаживая по комнате, этот человек продолжал: |
|
|