"Виктор Суворов, Ирина Ратушинская. Золотой эшелон " - читать интересную книгу автора

ГУЛЯЙПОЛЕ

Проскочили Днепр по плотине Днепрогэса и поняли: назад дороги нет.
Только отстукал поезд последние стыки на плотине, а уж огромный, с виду
давно брошенный башенный кран развернулся и положил на рельсы ржавый
паровоз. А потом на каждом полустанке закрывались за Золотым эшелоном все
новые и новые двери: кто-то с грохотом кидал на рельсы стальные трубы и
бетонные блоки. По тем, что позади эшелона запирал путь к отходу, не
стреляли: какой смысл? Постреляешь, уйдешь вперед, а они из укрытий вылезут
да и вывалят на рельсы самосвал бетонного раствора. Спереди путь не
закрывают, и ладно. Пока кому-то выгодно путь держать открытым.
Уже в сумерках прошли огромный миллионный город Запорожье - ни звука,
ни огонька, ни живой души. Страшно ночью в маленьком брошенном людьми
городке, где ветер свистит в трубах и хлопают открытые двери. А если людьми
брошен огромный город, как тогда? Какие тогда размышления в голову полезут?
Ползет поезд медленно-медленно: если путь разобран, если под откос лететь,
так хоть чтоб время было тормознуть, чтоб хоть прыгать из поезда сподручно
было. Усилил Зубров посты. Наблюдение во все стороны. Сам вперед не
отрываясь в инфракрасный прицел смотрит. В одном месте высветил вдруг
прожектор шевелящуюся земную поверхность и сто тысяч пар крысиных глаз на
ней. В другом на него смотрели глаза человечьи, но мертвые, и он не выдержал
взгляда.

А чудеса начались с рассветом, на подходе к славному городу Гуляйполе.
Когда вдали на востоке прямо по курсу небо зеленовато-серой краской
изукрасили, успокоился Зубров и закрыл глаза, навалившись на
дальномер-перископ. Тут-то и заорал наблюдатель из зенитной башни: "Во дает,
во дает!" Встрепенулся Зубров, сообразил, где он, развернул перископ и тоже
присвистнул: во дает!
Летит рядом с поездом, обгоняя, тачанка - та самая, наверное, в которой
еще сам батька Махно езживал. Запряжена тачанка четверкой вороных, тянут те
вороные тачанку, словно дьяволы. Гром да грохот. Все как в те славные
времена: расписана тачанка цветами да райскими птицами, а по дубовому задку
серебряными гвоздиками непристойный девиз выбит самого решительного
содержания. Мужичище кнутищем коней хлещет, а рядом еще один, с цыганской
серьгой в ухе. На одном картуз с поломанным козырьком, на другом - шапка
баранья, серебряный кинжал на поясе и обрез за поясом. Не картина -
загляденье. Все по стилю, только антенна радиостанции Р-227 гармонию
нарушает, да вместо пулемета "Максим" вооружена тачанка автоматическим
гранатометом АГС-17.
Тот, что с обрезом и серьгой, хохочет да поезд матом кроет, а тот, что
с кнутищем, так коней и хлещет, так и хлещет, норовит впереди поезда прямо
на рельсы выскочить. И уж видится Зуброву, как коснутся колеса рельсов, и от
касания того разлетятся со звоном, и тачанка в куски рассыплется да еще и
поездом ее тут же придавит. А тем зубастым гогочущим вроде и нестрашно,
летят смерти навстречу да матерятся.
- Локомотиву!
- Я! - отозвался по селектору машинист.
- Придержи локомотив на минутку, а то ведь раздавим. Коней жалко.
Плавно затормозил поезд, а тачанка к бронеплощадке несется, вроде бы