"Роман Светлов. Гильгамеш (повесть)" - читать интересную книгу автора

орехи, или в сладкие финики, но никогда не брал больше
пригоршни. Вот это-то изумляло, даже пугало купцов - он просто
удовлетворял свое любопытство, свой первобытный интерес к вещи
как таковой, к ее форме, вкусу, тяжести, ничего не отнимая,
ничего от купцов не требуя. Они не понимали, что
Гильгамеш - все еще ребенок, для которого весь мир - игрушка,
открытие, путешествие, где калейдоскоп проносящихся мимо картин
и предметов не может наскучить. А какой ребенок не замрет в
восхищении, видя обилие, разнообразие, яркость вещей, которыми
соблазняют его ловкие купцы!
Если он шел к женщинам, то это заслуживало не меньшего внимания.
Только тогда отводили глаза, закрывая ладонью рот посмеивались и
шепотом рассказывали небылицы о его невероятных достижениях.
Красные, распаренные, бегали предводительницы блудниц, суетливо
потрясая отвисшими за долгие годы служения Инанне грудями. Они
сгоняли юных своих товарок со всего Урука - мало ли что
взбредет в голову Гильгамешу, мало ли какой демон в него
вселится! Никогда не знаешь, сколь далеко лежит предел любовных
сил такого правителя. Он мог провести за этим занятием весь
вечер, всю ночь, а потом утро и день - только знай подноси
красную брагу из фиников, да подводи к нему новых, свежих...
Всех удивляло, что после бдений с блудницами лицо у Гильгамеша
было не раздраженно-пресыщенным, а ясным и тихим - как у
дитяти, выслушавшего на ночь красивую сказку. А он вспоминал
прошедшее не с усталостью изведавшего все на свете взрослого
человека, но с умиротворенной радостью обласканного людьми,
миром, богами ребенка, любящего все вокруг, ибо все дарило ему
удовольствие. Однако стоило кому-нибудь подойти к нему с
прошением, напомнить о делах,- и Большой опять
превращался в сметающий все на пути ураган.
Даже когда он пробегал по Урукским улицам, далеко опередив
кортеж, пробегал так быстро, что ты мог рассмотреть его лишь
мельком, облик Гильгамеша сам собой врезался в память. В нем
было много всего, глазам не приходилось искать каких-то
запоминающихся особенностей: он весь был особенным, он был
больше всех.
Уже в пятнадцать лет он задевал макушкой притолоку дверей во
дворце, а с двадцати Гильгамешу приходилось нагибать голову,
когда он входил в Кулабу - храм, где Большой размахивал перед
ликами богов ароматно тлеющими кореньями и сыпал на их головы
дождь из золотистых высушенных зерен. Про Гильгамеша говорили,
что ростом он вымахал с пальму, плечи же его - широкие,
крепкие - вызывали мысль о балках, что поддерживали крыши в
купеческих амбарах на берегу Евфрата. При всем своем росте
Гильгамеш казался узким в талии и сухим в бедрах - как ловкий
мальчик-танцор. Будь рост его меньше, не отличайся Гильгамеш от
обычного человека, его назвали бы сухощавым. Но богатыря,
разговаривая с которым ты все время задираешь голову вверх,
сухощавым не назовешь никак.
Тело Гильгамеша было налито силой, словно ствол молодого дерева,