"Жанна Леонидовна Свет. Математические досуги " - читать интересную книгу автора

саду, а во дворе, и каждый раз наблюдала одну и ту же картину в низко
расположенном окне первого этажа: чьи-то руки придвигали к окну кровать с
лежащей в высоких подушках женщиной, и она часами смотрела на нехитрую
жизнь, происходящую во дворе. С наступлением тепла окно стали открывать, и я
начала здороваться с новой соседкой, а иногда подходила к окну, чтобы
ответить на какой-нибудь ее вопрос, заданный слабым голосом.
Она была еще не старая, но дети были уже взрослые - это они открывали
окно, двигали кровать и вообще, ухаживали за больной матерью, в меру своих
возможностей. Жили все они в других местах, работали, имели детей, и
крутиться им, конечно приходилось здорово.
Как я поняла, сопоставив разрозненные фразы, оброненные больной, муж ее
служил в Балтийском пароходстве и умер полгода назад от сердечного приступа,
хотя никогда на здоровье не жаловался, а с ней во время похорон случился
удар, и отнялась нижняя часть тела. В наш дом она переехала из их отдельной
квартиры, потому что еще до несчастья они с мужем успели оформить обмен,
чтобы помочь детям приобрести жилье и иметь возможность строить свою жизнь
самостоятельно. После всего случившегося дети хотели, было, обмен
аннулировать, но она отказалась подписать документы и оказалась нашей
соседкой.
Как-то так получилось, что я стала заходить к ней днем, когда она
бывала одна: почему-то мне это было небезразлично, а потом вошло в привычку
навещать ее по несколько раз в день. Дети ее были рады, что днем, когда они
заняты, кто-то послеживает за матерью, но продолжали искать сиделку, и нашли
очень удачно: пенсионерка из соседнего двора согласилась приходить кормить и
мыть больную.
Потом моей новой подруге стало легче, было приобретено кресло на
колесах, и ее стали вывозить на прогулки во двор. Там я провела с ней не
один час, слушая ее рассказы о жизни, которая со стороны могла показаться
совершенно ординарной, но почему-то задела меня. Я даже провоцировала ее
начать очередной рассказ, и до сих пор слышу, как она говорит своим
одышливым голосом об обычной жизни обычной женщины.
Однажды она мне сказала, что разрешает использовать свои рассказы для
написания повести и отдает мне все права на эту повесть. Я пыталась
возразить, но она не захотела меня слушать, и наши с ней посиделки
продолжались. Иногда у нее не было сил гулять в кресле. Она оставалась в
постели, я садилась со стороны двора на низкий подоконник и слушала,
слушала...
Потом наступило лето, я увезла детей на юг, а вернувшись, узнала, что
она умерла. Ее дочь проводила меня к матери на могилу, я положила на холмик
могилы цветы и поняла, что не сумею не исполненить ее предсмертноое желание.
Много лет эта повесть зрела во мне, и вот сейчас почему-то я поняла, что
могу взяться за нее.
Я и сейчас слышу: "Понимаете, есть штамп, что человек перед смертью,
вроде бы, видит всю свою жизнь и имеет возможность подбить итог и понять,
как он жил - был человеком или нет. Такая предсмертная математика... А если
человек впал в маразм, или у него Альцхаймер, или он, вообще, в коме? Так и
уходить, не оценив себя в последний раз? Поэтому я решила, что, раз уж выпал
такой длинный досуг, подобью сальдо заранее, пока еще в своем уме. Вас мне
бог послал, чтобы Вы мне помогли это сделать. Раз бог помогает, значит жила
правильно? Ну, хорошо, а вдруг это - черт? Не отказывайте мне, прошу Вас, Вы