"Евгений Связов. Отчёт 00 Жил (как-то) старик без старухи...("Отчёты агента Достал" #1) " - читать интересную книгу автора

вылетающего в вакуум воздуха дёрнул меня - тело, мысль "решили, что
спокойней будет убить", предсмертный ужас и вопль "бля!". Вакуум вырвал
воздух из моих легких, отобрав крик. Потом он отобрал тепло мгновенным
ударом боли вышвырнувшим меня из куска льда, которым стало моё тело.


"Добрые дела ни к чему хорошему не приведут. А злые - ни к чему плохому".
Энциклопедия Неприятностей, Том 4, "Добродетельность" стр. 7 "Общая теория
злодеяний"

Мы плыли в вакууме - моё тело и я, висящий в паре метров от него.
Внимание, зафиксированное на диске с открытой дыркой, там и оставалось. Мне
было всё равно. Ничего не было. Мне было чуть грустно, но плакать мне всё
равно было уже нечем, и мне было всё равно.
Диск постепенно удалялся, но мне было всё равно. Он отдалился, став
маленьким и неинтересным, но мне было всё равно. Меня не было, а было опять
только место, которое смотрит. Но теперь оно не могло ничего. Совсем ничего.
Даже умереть. Даже напугаться. И тем более отомстить.
Хлынул гнев. Гнев, спокойный, расчётливый, садистский, вырос,
захлестнул меня и я стал гневом, желающим только одного - вернуться на
корабль и отомстить.
Я ненавидел этот сверкающий корабль. Я ненавидел маленькое пятнышко,
отделившееся от него и полетевшее к моему телу, удалившемуся от меня,
зависшему на месте, как только я почувствовал гнев. Потом я понял, что это
летят меня спасать и гнев ударил, ослепив и уткнув в давящую слепящую
белизну.
Белизна давила, давила, зажимая со всех сторон, размазывая меня,
вдавливаясь в меня. А потом она исчезла, сменившись на что-то серое с тремя
пятнами. И на боль. Боль, сжигавшую каждую клеточку тела.
Что- то упало мне на лицо и я, набирая воздуха для крика боли, вдохнул
что-то, что растеклось по телу, убирая боль.
В глазах прояснилось. Но лучше бы видимость оставалась столь же
хреновой, лишая меня сомнительного удовольствия созерцать три зелёных морды,
склонившиеся надо мной.
Вытянутые челюсти, нацеленные на меня чёрные провалы ноздрей, маленькие
жёлтые глазки, в которых завис, навечно, до конца сотворённого, тот самый
гнев, который я чувствовал совсем недавно. Гнев загнанного в угол зверя,
который очень хотел удержаться от убийства и умереть своей смертью. И за
шкурой которого пришёл мягкий, тёплый, слабый, глупый, который хочет
украсить шкурой свою тёплую норку, который дрожал от страха, когда зверь
хотел крови и шёл искать её. Украсить, чтобы хвастаться перед тёплыми,
мягкими и глупыми какой он холодный, жёсткий, безжалостный, умный. Какой он,
этот тёплый, мягкий, слабый, глупый, какой он зверь.
В их глазах жил гнев загнанного зверя.
Я смотрел в три пары глаз, в которых был гнев, и животный ужас
тёпленького, мякенького, слабенького, глупенького человечка, столкнувшегося
со зверем, пробудился во мне, разросся во мне, захватил ноги, живот, дошёл
до легких и готов был выплеснуться криком животного ужаса который, я знал,
смениться бульканьем перегрызенного горла. Я знал, что я - блюдо на столе и
они, эти трое, в которых живёт гнев зверя, хотят меня съесть.