"Дай Сы-цзе. Комплекс Ди " - читать интересную книгу автора

общежития всех китайских университетов. Время тогда тоже было полуночное
(строгий распорядок предписывал гасить свет ровно в 23 часа), все три
одинаковых девятиэтажных мужских корпуса и оба женских давно послушно
погрузились в темноту. А Мо, двадцатилетний студент отделения китайской
классической литературы, первый раз в жизни держал в руках сочинение
Фрейда - книгу "Толкование сновидений" (подарок канадского историка с седой
шевелюрой, для которого Мо во время зимних каникул бесплатно перевел на
современный мандаринский (старое название китайского общеразговорного (в
отличие от местных диалектов) языка) язык надписи со старинных плит). Он
лежал на верхнем ярусе, накрывшись с головой ватным одеялом, и читал. Желтый
луч карманного фонарика нервно сновал по строчкам, высвечивая слова из
другого мира, иногда замирал, споткнувшись о какое-нибудь незнакомое
отвлеченное понятие, и бежал дальше, извилистыми лабиринтами, к очередной
точке или запятой. И вдруг некое замечание Фрейда по поводу увиденной во сне
лестницы поразило его разум с силой врезавшегося в стекло кирпича.
Скорчившись под одеялом, пропитанным потом и иными выделениями, связанными с
кое-какими его ночными занятиями, он пытался понять, к чему относится то,
что он прочел: то ли это пригрезилось самому Фрейду, то ли Фрейд проник в
мозг Мо и подсмотрел один из его повторяющихся снов, то ли Мо видел такой же
сон, какой когда-то, в другое время и в другой стране, приснился Фрейду...
Невозможно описать, какое огромное действие может оказать на нас книга,
когда мы молоды! В ту ночь Фрейд буквально озарил душу своего будущего
последователя, студент Мо сбросил на пол убогое одеяло, включил, не слушая
возмущенных криков однокашников, верхний свет и, осененный благодатью от
соприкосновения с живым божеством, читал и перечитывал вслух полюбившийся
ему пассаж, пока на пороге не появился дородный одноглазый надзиратель,
который отругал его, пригрозил выгнать вон и отнял книгу. С тех пор к нему
прилипло прозвище Мо Фрейд.
Он навсегда запомнил эти нары и огромный иероглиф "сон", который на
исходе ночи откровения написал чернилами на беленой штукатурке. Интересно
знать, что стало с этой надписью теперь. Иероглиф был начертан не в
упрощенной форме современного китайского и не в более сложной классической,
а в архаическом варианте той эпохи, когда писали на черепашьем панцире и
когда эта идеограмма состояла из двух частей: слева схематичное изображение
ложа, справа лаконичный символ спящего лица, изяществу которого позавидовал
бы сам Кокто - три закорючки, опущенные ресницы, а внизу указующий перст,
словно говорящий: помните, глаз видит даже во сне!
В начале девяностых Мо приехал в Париж, одержав блестящую победу над
соперниками в тяжелейшем конкурсе и получив стипендию французского
правительства для написания докторской диссертации о письменности одного из
многочисленных народов, живших вдоль Великого шелкового пути и поглощенных
песками Такла-Макана, Мертвой пустыни. Это довольно скудное (две тысячи
франков в месяц) пособие было рассчитано на четыре года, в течение которых
он трижды в неделю (в понедельник, среду и субботу утром) являлся к Мишелю
Нива, психоаналитику лакановской школы, ложился на диван красного дерева и
исповедовался, не отрывая глаз в течение всего долгого сеанса от
возвышающейся посреди комнаты лесенки с ажурными коваными перилами, которая
вела в кабинет и квартиру его наставника.
Месье Нива приходился дядей одному студенту, с которым Мо познакомился
в Сорбонне. Внешности он был самой неопределенной: ни красавец, ни урод, ни