"Чжан Сянлян. Мимоза " - читать интересную книгу автора

черепашье отродье! Нашел время, мать его растак, трудолюбие свое выставлять!
Другие две ездки сделают, ну три, а этот ублюдок - пять! Совсем загонял
меня. Все, ищите других дураков, а я завтра в Чжэннаньпу подамся!"
На следующий день я сам вызвался ехать с Хай Сиси.
Лошади стояли прямо посреди большого квадратного двора. Вдоль одной его
стороны в ряд выстроились повозки, три другие были заняты ветхими конюшнями,
которые еле держались и были подперты жердями. Мы пришли туда пораньше -
крестьяне, назначенные сопровождать повозки, расстегнув рваные ватные
куртки, грелись на солнышке, дожидались, пока впрягут лошадей. Возницы по
очереди выводили своих подопечных из-под навесов, слышались все эти
привычные "но-о", "пшел", "тпру"... Невыспавшиеся или просто
равнодушно-угрюмые лица, и лошади под стать хозяевам - медленно и неохотно
двигались они по двору, несмотря на яростную брань; с превеликим трудом
удавалось надеть на них упряжь.
Пожалуй, только лошади да повозка Хай Сиси выглядели чуть лучше прочих.
И сам он - самоуверенный, грудь колесом, - ни на кого не глядя, ловко
управлялся со своими одрами, разве что слегка щекоча их кончиком кнутовища.
Уверенностью и силой он напоминал циркового наездника, который без малейшего
напряжения подчиняет лошадь своей воле, и та, не прекословя, выполняет любое
его желание - ни разу не щелкнув кнутом, Хай Сиси в момент впряг лошадей в
повозку. Но не двинулся со двора, а вскочил на глинобитную ограду и уселся
там, следя за остальными тем особым блестящим взглядом сверху вниз, который
был мне слишком знаком.
Повозка за повозкой выезжали за ворота, и на каждой, кроме возницы,
восседал крестьянин-помощник. Наконец во дворе остались мы с Хай Сиси да три
его лошаденки.
Тогда он выпрямился в полный рост и принялся из-под ладони,
заслонившись от солнца, обозревать окрестности. Возле ограды женщины
ворошили навоз, доносились их смех, перебранка. Хай Сиси ловко соскочил вниз
и широким шагом направился к стогу сена.
Немного погодя он появился из-за стога с огромным мешком - на глаз
цзиней в пятьдесят, который он пристроил на перекладинах под настилом
повозки, стряхнул с рукава сухие травинки, взмахнул кнутом - "пшел, пшел!" -
правя упряжку к воротам.
Он не кивнул мне, проезжая мимо. Тогда я вспрыгнул на повозку,
вспрыгнул с ходу, перемахнул через ее задний борт - пусть знает, что я не
собираюсь ковылять, словно утка, следом за его экипажем.
Конечно, в мешке он приволок корм для своей скотины - картошку, соевые
бобы, горох, сорго или еще что-нибудь. Понятно, договорившись с кем надо, да
я и не собирался разоблачать его делишки. В лагере мне пришлось всякого
навидаться. Был там один, тоже, кстати, возница, так он между осями повозки
ухитрился натянуть холстину, на которую и складывал морковку. Торговал он ею
без всякого разновеса, на глазок. Он сторговал у меня замечательные часы, но
мне и в голову не приходило донести на него - этим нарушался молчаливый
торговый договор, да и голодный желудок противился подобному шагу.
Стояла замечательная погода. Часам к десяти растаял иней, оставив на
соломе и деревянных бортах повозки буроватые потеки. Прозрачная небесная
синева, твердая сухая дорога, легкий парок от теплого навоза... У меня
хорошее настроение. Я даже охвачен каким-то внутренним возбуждением, словно
в предвкушении чего-то необычного...