"Евгений Сыч. Кстати, о музыке... (Авт.сб. "Соло")" - читать интересную книгу автора

склон у вас, рядом с заграждением, к волнолому ведет - знаете? - покатый
такой: с него толкни - человеку ни за что не удержаться, - продолжал он. -
Я вот что думаю: если установить по склону микрофоны и сделать вывод на
усилители, каждый звук можно будет записывать предельно чисто. Там еще
уступ есть такой... они об него стукаться будут и лишь потом в воду
падать.
- Кто - они?
- Да враги же!
- Понял, - просветлел комендант. Но сразу же засомневался: - А по какой
статье я их буду проводить?
- Ну, не знаю. Лучше всего, так и спишите по статье "музыкальные
расходы". Есть такая?
- Мда, - неопределенно сказал комендант, еще раз посмотрел на лежащую
перед ним бумагу и завершил: - Пусть послужат искусству.
- Интереснейшая вещь должна получиться, - заулыбался композитор.
- Ну, что ж, приступим, - улыбнулся и комендант. - А микрофоны как
будем ставить? Склон-то крутой?
- Я уже думал, - сказал композитор. - Это ничего. Если солдата на
веревке спустить, можно аж до самого моря установить аппаратуру.
- Верно, - принял комендант.
Микрофоны установили вдоль всего склона. Сотню врагов (комендант не
пожалел бы и двух сотен, все равно здесь работать им было негде и кормить
приходилось задарма) - притаскивали поочередно к обрыву. Их сталкивали,
они катились по склону к уступу и падали в воду, и каждый их вскрик,
каждый стон, и плеск, когда тело касалось волны, и стук тела о камни
записывались на магнитофонную ленту, усиленные мощной аппаратурой. Правда,
некоторые не кричали, наверное, из вредности. Они падали, сцепив зубы,
немые и немузыкальные, и тогда магнитофон записывал только глухие удары.
Сначала композитор очень расстраивался, если попадался такой молчун, а
потом успокоился: в глухих ударах тоже был определенный ритм, и главное,
правда жизни. Ведь не все же, действительно, кричат, срываясь в смерть.
Одного врага сбросили в наручниках. Металл звенел, стукаясь о камень.
Композитору это так понравилось, что он попросил коменданта надевать
наручники и на других. Но комендант не согласился выбрасывать в море
казенное добро и только в порядке личной любезности разрешил еще несколько
человек сбросить в наручниках устаревшего образца.
Когда запись была завершена, композитор ее подработал с помощью ножниц
и клея: перемешал некоторые куски для цельности композиции, кое-что
повыкидывал, конечно, кое-что усилил. В общем, получилось недурно для
симфонического произведения.
Первоначально знатоки не восприняли эту вещь как нечто новаторское. Но
потом стали распространяться слухи, как делалась новая симфония.
Неизвестно, от кого они исходили: то ли сам автор проболтался, то ли по
другим каналам, - только все сразу узнали и заинтересовались. Пластинка
разошлась мгновенно, и тираж удвоили. Любители музыки сокрушенно говорили:
"Это не искусство, нет, так нельзя. Он негодяй, этот композитор!" - и
ставили симфонию на полки, потому что невозможно не приобрести столь
необычную вещь. "Жутко, но интересно", - утверждали другие, и тоже
покупали диски и кассеты.
А композитор был счастлив. Он даже не подсчитал стекающиеся в его