"Андрей Таманцев. Угол атаки (Солдаты удачи #7)" - читать интересную книгу автора

другой раз.
- Не будет другого раза. Сегодня ночью вас отправляют.
- Тогда поговорим, когда мы вернемся. Ковшов поглядел куда-то в
сторону, мимо меня, и сказал:
- Вы не вернетесь.

Вот тут-то я и проснулся.

- Об этом я и хотел сказать, - продолжал Ковшов. - Вчера, когда вы
получили снаряжение, я случайно слышал, как начальник склада спросил, как
все оформить. И подполковник ответил: никак, мол, спишем, скорее всего.
- Еще раз! - приказал я. - Что ответил подполковник? Только точно,
без "мол".
- Он ответил: "Подготовь акт на списание". Начсклада спросил: "А кто
подпишет?" Подполковник сказал: "Кому положено, тот и подпишет". Я почему
тебе рассказал...
- Это я сразу понял. Ты полюбил нас с первого взгляда.
- Со второго, - с хмурой усмешкой поправил Ковшов. - Только я тебе
ничего не говорил, понял?
- Ну, ясно. Мы просто встали пораньше и немного поговорили о смысле
жизни. Когда встретимся снова, поговорим о смысле смерти.
- Думаешь, встретимся? - спросил Ковшов.
- А как же!
- Где?
- Там, где все мы когда-нибудь обязательно будем.
- Ну и шутки у тебя! - подумав, сказал младший лейтенант Ковшов.

И тут весь лагерь пришел в движение.
- Подъем!

- Товарищ подполковник! Отделение прибыло для прохождения инструктажа!
- Проходите, господа резервисты. Рассаживайтесь. Ковшов, свободен.
Проследи, чтобы нам никто не мешал.
- Слушаюсь!
Ковшов вышел.
Мы расположились за узкими столами с пластиковыми столешницами.
Когда-то это была ленинская комната. Там, где на стенах темнели пятна
невылинявшей краски, висели портреты членов Политбюро, а над школьной доской
- портрет очередного генсека. Сейчас на этом месте красовался президент
Ельцин на танке, а на одной из стен, в любовно оформленной рамочке под
стеклом, - случайно забытый или оставленный намеренно "Моральный кодекс
строителя коммунизма". И я вдруг поймал себя на мысли, что не помню ни одной
заповеди. Ни единой. Попытался прочитать, но рамочка была от меня слишком
далеко.
Ну, дела. А ведь изучал и даже, может быть, сдавал зачет. В такой же
вот ленинской комнате. Чем же была забита тогда моя голова?
Бесхитростные рисунки на столешницах, без труда различимые, несмотря на
попытки уничтожить их мылом и содой, сразу напомнили мне чем. Боже ты мой,
это было целую жизнь назад.
Между тем подполковник прикнопил к доске штабную карту и несколько