"Андрей Таманцев. Автономный рейд (Солдаты удачи)" - читать интересную книгу автора

вполне устраивал. До тех пор пока не случилась ситуация, в которой Мишаня
вдруг открылся мне с неожиданной стороны.
Однажды, надегустировавшись более обычного, он вдруг набычился и начал
бормотать о том, что верить никому нельзя. Что если родная сестра может
предать, то уж чужой шибздик-уголовник - тем более. А посему, мол, хотя я,
Олег, ничего лично против тебя не имею, но очень боюсь, что ты сболтнешь о
моем, так сказать, наследстве. Говоря все это, он нервно крутил в ручище
обоюдоострый коллекционный кинжал, изукрашенный золотом и рубинами. Тут-то
до меня и дошло: назревает типичная бытовуха. Это когда слово за слово - и
собутыльник режет друга, а наутро искренне удивляется, как оно все это
вышло, и не верит, когда ему рассказывают - как. Поскольку дело происходило
не на типовой кухоньке, а бог знает в какой глубине, имелись основания
полагать, что если он меня сейчас прирежет, то наутро обо мне напомнить
Мишане будет некому. Меня это не устраивало.
Мужик он, спору нет, здоровущий, но приемов не знает, да и выпил
изрядно. Так что я тогда ему ножичком попользоваться не дал, маленько его
поучил и больше в гости к нему не захаживал.
А вот как приперло со взрывоопасным кейсом, так я Полянкина и
вспомнил. Замерзнув до состояния звонкого пельменя и не желая впутывать в
эту передрягу друзей, решил плюнуть на осторожность, поскольку без помощи
Мишани мне с взрывоопасным приложением все равно не разобраться. И двинул к
нему. Тем более что скоро улицы опустеют и мной начнут усиленно
интересоваться как служители правопорядка, так и их антиподы.
...Я купил в газетном киоске конверт, прямо на улице написал на нем
затопинский адрес Пастуха, вложил кратенькую записочку с указанием места, в
которое собираюсь, и бросил письмо в ящик. Первая заповедь разведчика:
держи командира в курсе своих планов. Потом поймал "рафик" с эмблемой
какого-то банка и на нем добрался до платформы Палаховка. Отогревшись в
машине, я с удовольствием от ходьбы шагал со станции, вглядываясь и
вслушиваясь в сумрак. Здесь зима похожа на зиму: снег, как полагается, бел
и пушист; ветви деревьев оконтурены светлым, поблескивающим в лунном свете
пунктиром. Немного попетляв и не обнаружив слежки, опорожнил в сугроб
невесть от чего переполнявшийся на морозце мочевой пузырь. Вот она,
солдатчина - облегчился и рад. На природе, при виде леса даже и
облегчаешься с душевностью. Забросав снежком свой грешок, отправился на
улицу Третью Восьмомартовскую к дому Полянкина. Левой рукой я сжимал ручку
злополучного кейса и поддерживал сумку с глушилкой, а правой мягко баюкал в
кармане дубленки взведенный "Макаров". Боевое оружие мне было положено в
силу профессии, а что номер у Докова ПМ не тот, что в моем удостоверении, -
так то дело десятое. Для себя я решил так: если Мишаня проявит
враждебность, то его я просто нейтрализую. А вот если у него объявятся
помощники - этих уложу всех, к чертовой матери...
Возле знакомой калитки в перекошенном щелястом заборчике я вроде бы
невзначай нагнулся и крутанул неприметную деревяшечку, скрытую за сугробом.
Подал Полянкину сигнал, что к нему во двор пробирается свой. Он меня
строго-настрого предупредил, чтобы я не забывал о сигнале. У него, дескать,
для незваных гостей и мины под снежком припасены. Правда это или нет, я не
гадал. Предупредили - и на том спасибо. Всегда готов соблюдать правила
чужого распорядка. В Чечне необходимость этого очень популярно объясняли
невзрачные такие хлопушки - "пальчиковые" мины. Махонькие, с пистолетным