"Арон Тамаши. Мир сотворенный" - читать интересную книгу автора

хозяйка, а с нею и булочник. А что, если пойти сейчас к нему и сказать,
чтобы не смел больше жене хозяина поздравлений передавать! Амалия тоже
ничего, кабы можно было ее сюда зазвать готовую мебель посмотреть.
Он снова потянул из бутылки.
Через минуту он уже забыл и о хозяйке, и об Амалии. Хотелось чего-то
другого, но чего, он не знал. Он подошел к окну и посмотрел на белый свет.
Там сновали люди, телеги, и погода была совсем такая, какая бывает только в
этот день: воздух весел и чист, отчаянно искрится и сверкает снег.
"Все же самое великое дело - сотворить мир..." - подумал Леринц.
Он пришел в страшное возбуждение от того, какое это великое дело.
Сердце забилось сильно-сильно, мысли сверкали, как искры. Он и сам не знал,
сколько простоял так, и увидел вдруг деревенского мужика, идущего из города
за руку с маленьким сыном, веселым и шаловливым малышом лет пяти, не больше.
Только одежда на нем была как у взрослого: сапоги, чулки, суконная куртка и
баранья шапка.
"И у нас такой есть!" - внезапно пришло ему на ум.
Он вошел в спальню и возле зеркала нашел куклу-мальчика, у него и
одежда была совсем такая же, как у живого на улице.
- Пойдем-ка!
Леринц принес куклу в мастерскую, и они там дружились. Потом он вынул
инструмент и принялся за работу - колыбельку для игрушечного мальчика
мастерил. Да не какую-нибудь, а красивую! Она и получилась красивая - что
правда, то правда, - только времени много отняла, потому что заканчивал он
ее уже при свете лампы. Он застелил колыбельку как следует, а куклу назвал
маленьким Иисусом. Очень заботливо уложил ее в колыбельку и вместо цветов
поставил на высоконогий круглый столик, поближе к печке.
Ему казалось, что и он сотворил маленький мир.
Он тоже отдохнул, как господь после первого дня творения.
Поел и снова отпил вина.
Потом он вышел на улицу: а вдруг удастся раздобыть для "маленького
Иисуса" чудо-пастухов или, может, даже волхвов. Господ мимо много проходило,
только он подумал, что барин не подойдет ни для пастуха, ни для волхва.
Повстречалась ему и вифлеемская компания, он было к ней присоединился, но,
когда рассказал, в чем дело, над ним посмеялись. Леринц подумал, что лучше
уж к бедному человеку обратиться, и даже окликнул одного, как раз
выходившего из корчмы. Растолковал, что ему нужен пастух или волхв; бедняк
спросил:
- А сколько дашь?
- Я думал, бесплатно, - ответил Леринц.
И бедняк его чуть не побил.
"Больше и пытаться не стану", - подумал Леринц. Его теперь не
интересовали люди, в одиночестве и задумчивости поторапливался он домой. И
даже не заметил, что за ним, преданно его сопровождая, бежит какая-то
собака. У ворот дома он вдруг обернулся и лишь тогда ее увидел. Собака,
видно, пастушья и была бы совсем белая, если бы не такая грязная. Тощая
животина молящими глазами смотрела на Леринца, и он ее пожалел.
- Ну, иди сюда!
Они вдвоем зашли в мастерскую, и она сразу наполнилась жизнью и
радостью, потому что собака никак не могла успокоиться: как безумная
поддавала носом стружки, шелестела ими, без устали виляла хвостом и все