"Арон Тамаши. Птица свободы" - читать интересную книгу автора

Арон Тамаши

ПТИЦА СВОБОДЫ

(пер. С. Солодовник)

Маленький секейский городишко, где я восемь лет отучился в гимназии,
был недалеко от моей родной деревни. По точным подсчетам, в двенадцати
километрах. Иногда, правда, это расстояние казалось огромным, особенно на
рождество и на пасху. Нас тогда, ясное дело, распускали на каникулы, и я
должен был пешком отшагать туда и обратно. На рождество по облюбованной
волками заснеженной дороге, а на пасху по непролазной грязи.
Летом же, на большие каникулы, меня всегда привозили домой на телеге.
Очень скоро, однако, о всяких катаниях и прочих барских штучках
пришлось забыть, потому что дома меня с нетерпением поджидала работа. А уж
работать я должен был так, словно всю зиму только и готовился хозяйствовать,
а вовсе не обучался наукам.
Ну я и работал, лелея надежду, что со временем голова все равно возьмет
верх. Когда же я собрался в четвертый класс, тут-то все мои надежды разом и
лопнули. Ведь тем летом разразилась первая великая война, которая навалила
на меня столько работы, что и представить себе невозможно. Я трудился без
продыху, потому что всех мужчин до тридцати двух лет забрали и остались лишь
мы, старые да малые.
Вот тогда-то мои пятнадцатилетние руки и поясница и приноровились
по-настоящему к косьбе, в которой я скоро стал большим умельцем. В деревне
об этом прослышали, и к середине лета уже не только родственники
христом-богом молили помочь, но и чужие тоже обивали порог, суля немалые
деньги. Я в таких случаях степенно выслушивал просьбу, однако с ответом не
торопился - пусть подождут, моя репутация от этого только выиграет. В конце
концов голос обыкновенно подавала моя матушка:
- Ведь не поспеть тебе, сынок, а?
- Никак не поспеть, - отвечал я так горестно, словно у меня разрывалось
сердце.
Но, когда пришел дядюшка Леринц Хаднадь, тут уж я, понятное дело,
заговорил по-другому.
Потому что от дядюшки Леринца исходила веселость, которая притягивала
всех, а еще он умел такое сказать, от чего мое воображение, как на крыльях,
взвивалось ввысь. И о чем бы он ни рассказывал, он никогда не говорил одну
только голую правду, запах у него благоухал цветами, а тепло ласкалось
язычками огня.
В общем, он превращал действительное в настоящее.
И поскольку я очень любил старика за это его свойство, то с ним
соглашался косить с радостью. И даже до сих пор помню, будто стихи
какие-нибудь, те охваченные цветеньем дни, когда мы вдвоем укладывали ряд за
рядом.
Один день в особенности.
Хотя он точно так же подобрался к полудню, как почти все остальные. С
утра мы косили росистую траву, а вокруг все жужжало и пело; потом, когда
роса подсохла, тоже косили среди порхающих бабочек. За старика время от
времени покрикивал какой-нибудь дряхлый коршун, а вместо меня задавал трели