"Арон Тамаши. Вестник Арпад" - читать интересную книгу автора

Это он учредил "Женеву", куда по воскресеньям сходились самостоятельные
хозяева, чтобы обсудить положение в мире.
Вот и сейчас их набралось, вместе с Арпадом, девятеро.
Женщин здесь не бывало, им сюда пути заказаны.
- Ну-ну, и ты пришел? - обратился к мальчику женевский глава.
- Пришел вот на этот раз, - сказал Арпад.
Смысл его слов был такой, что к "Женеве" особого доверия он не питает,
и хотя на этот раз все же пришел, однако если они и сейчас ничего не уладят,
то уж в следующее воскресенье не увидит "Женева", на сколько он подрос за
неделю.
- Ну, рассаживайтесь кто куда! - сказал хозяин.
У конца скамьи лежала огромная желтая тыква, такая большая, что если
взрезать ее с умом, так и для колыбельки пришлась бы впору. Арпад откатил
громадную тыкву в сторонку и сел на нее. Можно было, сидя, ухватиться за
сухой ее стебель, как будто это уздечка.
Разместились и остальные.
И тогда, в глубокой тишине, Ученая Галка подсел к столу, водрузил на
нос дымчатые очки и нетерпеливо взял в руки лежавшую перед ним газету. И все
это с таким видом - внимание, мол, я читаю! Но он только держал перед собой
газету, а говорить не хотел. Наконец, когда уж и мухам стало невтерпеж,
воскликнул в великом негодовании:
- Ах, дьявольщина, ну и ну!..
И медленно, словно жернов, опустил газету.
- Что ж там такое? - спросил кто-то.
Женевский глава снял задымленные очки и объявил:
- Переговоры прерваны.
- Где?
- Там, где они велись.
Ученая Галка представил все так, будто до сей минуты понятия не имел о
том, что переговоры прерваны, хотя в полдень во время обеда заучивал газету,
словно урок.
- И ты это только сейчас углядел? - спросил один, а другой тут же
ответил:
- Когда он в первый раз прочитал, еще крепче выругался.
Ученый хозяин не любил, если его игру разгадывали. Да и не себя ради он
все это делал, а ради великой новости - теперь же видел, что дело страдает.
Так что на свою обиду он и не посмотрел, но, чтобы утвердить мир, выдвинул
вперед другое событие.
- Его превосходительство тоже уехал.
- Наш, что ли?
- Да уж не чужой! - отозвался кто-то.
Стало тихо. Каждый смотрел прямо перед собой, большинство и глаз не
подымали. Смотрели в пустоту, как будто увидеть надеялись, куда ж теперь
сядет вспугнутая птица судьбы. Переговоры-то про их судьбу велись - про
душу, что давно уж извелась за долгую эту войну, да про землю, стонавшую в
муках, словно пойманная собака.
- И что ж теперь будет?! - раздалось в тишине.
- Солдат еще хватает! - бодрясь, сказал кто-то.
Глаза у всех вдруг засверкали. Один только женевский глава сообразил,
что в таких делах бахвалиться нельзя. И потому обратился ко всем со словами: