"Дзюнъитиро Танидзаки. Та, которую я люблю " - читать интересную книгу автора

сосновых веток и стволов двигались по обочине дороги, змеясь и тихо скользя
мне навстречу, потом исчезали у меня за спиной и появлялись вновь. Сосны
внизу у самых корней вливались со своими тенями и скрывались в их густой
черноте. Тени же, наоборот, становились отчетливо резкими. И казалось, будто
они и есть деревья, а деревья - бесплотны. Может, и я поменялся местами с
моей тенью и существую сейчас как ее отражение? И когда, замерев, в подпой
неподвижности долго-долго вглядываешься в собственную тень, то кажется, что
и она, распростершись по земле, неотрывно смотрит на тебя.
Все вокруг неподвижно. Только мы двое - я и моя тень - шаг в шаг все
еще бредем по дороге.
"Я не слуга тебе. Я твой друг... Уж очень хороша луна, вот почему я
здесь. Ты тоже одинок и несчастен, давай дальше пойдем вместе", - казалось,
будто тень уговаривает меня.
Чтобы как-то отвлечься, я шел, считая теперь тени от сосен. Время от
времени дорога то приближалась к кромке прибоя, то отдалялась от нее. Море
подгоняло к песчаному берегу невысокую пенистую волну и быстро размывало
его. Казалось, ещё немного, и вода зальет корни сосен. Уходя, волна будто
расстилала по песку белый атлас, а вновь набегая на берег, дробилась на
множество бурунов, и они напоминали мыльную пену, взбитую в горячей воде.
Удивительно, что и эти крошечные буруны, скользя по песку, отбрасывали
короткую тень и тут же пытались настигнуть ее. Да что и говорить, в такие
лунные ночи даже иголка и та не могла бы остаться без тени.
Не то из морской дали, не то из чащи корявых сосен с покалеченными
ветками, я не совсем понимал откуда, вдруг донесся странный звук. Быть
может, мне всего лишь послышалось, но это все-таки был звук сямисэна.
Хватающий за душу звук, который внезапно исчез, а сейчас вновь послышался,
конечно же, принадлежал сямисэну. В прежние времена в Нихомбаси, когда по
вечерам под теплым одеялом я засыпал рядом с кормилицей, прижавшись к её
груди, с улицы часто доносились эти звуки. "Тэмпура хочу поесть, тэмпура
хочу поесть" - эти слова кормилица всегда вплетала в мелодию сямисэна и
напевала их вполголоса.
"Да вот же. Разве ты не слышишь? Тэмпура хочу поесть, тэмпура хочу
поесть". - Говоря так, она обыкновенно заглядывала мне в лицо, я прижимался
к ней, и руки мои прикасались к ее груди. Может быть, это игра воображения,
но в печальной мелодии сямисэна действительно, как говорила кормилица,
слышалось! "Тэмпура хочу поесть, тэмпура хочу поесть..."
Мы с кормилицей переглядывались и долго вслушивались в неторопливую
жалобную мелодию. По безлюдной обледенелой улице, неожиданно легко
постукивая гэта, бродячий певец шел мимо моего дома из Нингётё в сторону
Комэятё. Звуки сямисэна медленно-медленно замирали, будто гасли вдалеке.
"Тэмпура... тэмпура хочу, поесть... хочу поесть. Тэмпура... тэм...
хочу... пура, хочу".
Ветер унес эти слова. А у меня было такое чувство, что они словно
отблеск пламени, который постепенно слабеет и исчезает в бездонной глубине.
И хотя звуки сямисэна, я точно знал, давно смолкли, некоторое время я слышал
нежный шепот: "Тэмпура хочу поесть, тэмпура хочу поесть", он все еще звучал
в ушах.
Показалось ли это мне, или я действительно слышал звуки сямисэна - вот
над чем я размышлял в одиночестве, незаметно погружаясь в глубокий, сладкий
сон. Протяжная мелодия и сегодня звучала, как прежде, печальная