"Константин Иванович Тарасов. Отставка штабс-капитана, или В час Стрельца" - читать интересную книгу автора

- И хорошо, - отвечал я. - Ты ведь артиллерийский офицер, а не
казачий. Какая нам честь стрелять в толпу. Инсургенты дробовиками
вооружены, а у многих, говорят, и того нет - одни пики. В таком бою
артиллеристу славы нет - это убийство. Вот в битве при Ватерлоо английская
артиллерия расстреляла французов в упор и покрыла себя позором. Поэтому
помолись, сударь, чтобы нам такого сраму избежать...
Васильков задумался, раздваиваясь, верно, в душе между честью и
желанием отличиться в жаркой схватке, какую его неопытность рисовала в
противоположном истине виде.
В молчании проехали мы до крайней хаты; дальше лежали поля, холмы,
начинался лес, в котором исчезала бурая лента дороги. Посередине между
деревней и лесом стояла корчма, и к ней мы поскакали.
Еврей-корчмарь, заслышав топот, вышел на крыльцо, а увидав мундиры,
кинулся нам навстречу в ворота и стал кланяться и зазывать в дом. Куча
детских лиц подглядывала в окно нашу встречу.
- Если к вам зайдут солдаты, - сказал я строго, - не вздумайте
продавать им водку.
Корчмарь стал клясться, что сей же час запрячет водку в погреб, под
большой замок, где ее и черти не найдут, а он просит господ офицеров
посмотреть, как это будет выполнено, пусть они войдут в дом и увидят своими
глазами его усердие. Завороженный этой болтовней, Васильков готов был
спешиться и следовать за хитрым хозяином, чтобы в духоте грязной корчмы
заплатить втридорога за рюмку дряннейшей водки.
Но тут из лесу вынеслись кони, коляска и клуб пыли за ней. Корчмарь
приставил козырьком руку, вгляделся зоркими глазами и, нечто для себя
важное определив, выдвинулся вперед. Коляска приблизилась и пронеслась
мимо. В ней сидели господин лет пятидесяти, юная красавица (Васильков, я
заметил, с одного взгляда насмерть в нее влюбился), а напротив них молодой
человек со скрещенными на груди руками. Все трое имели сердитый, мрачный
вид, словно их только что в лесу ограбили и в придачу надавали пощечин.
Никто из них не взглянул в нашу сторону, только кучер-лакей окинул спесивым
взглядом и, верно, мысленно огрел нас длинным своим кнутом.
Корчмарь, хоть путники его вовсе не заметили, счел должным низко
поклониться и глотнуть поднятой колесами пыли.
- Это кто? - спросил я, когда он разогнул спину.
- О! - воскликнул корчмарь. - Это пан Володкович.
- А красавица - его дочь? - поспешил узнать Васильков.
- Его, его, - подтвердил корчмарь. - И его младший сын. Володкович -
о! - это богатый пан. Пятьсот душ имел до реформы. А если дочь выйдет
замуж, он станет еще богаче.
- Как же такая прелесть не выйдет замуж? - хмурясь, сказал Васильков.
Корчмарь пожал плечами:
- Может быть, и не выйдет. Разве люди решают? Бог решает. Только
бедные не могут стать счастливы, а богатые могут быть несчастны. Да, да. И
я был богат, потому что был сыт и имел сытыми детей, а теперь последний
нищий богаче меня - он ест свое, а мое едят люди...
- И жених у нее есть? - спросил Васильков.
- Есть, есть жених, - с непонятною радостью сообщил корчмарь, чем
глубоко опечалил моего юного приятеля.
- Ну, если корчма в убыток, - сказал я хозяину, - разве трудно ее