"Константин Иванович Тарасов. Тропа Каина (= Испить чашу)" - читать интересную книгу автора

черноморской выпаленной степи, от вавельского замка до малородных
смоленских подзолков унесло тем апокалипсическим половодьем треть
населения. Кое-где больше. В Белоруссии - под три миллиона жизней; по той
численности народа - каждого второго затянули на дно яростные виры. Это,
разумеется, в среднем. На сотнях тысяч квадратных верст по стреле от
Полоцка до Полесья вымыло людской посев до пятой части в остатке. Миллионы
исчезли - жили-были, худо ли, хорошо ли плыли по течениям короткого
людского века, и вдруг в три, пять лет пуста стала от них земная
поверхность - как постигнуть?.. Бесчувственны и непонятны астрономические
цифры, веет от них космическим холодком; да и как пожалеть два миллиона
погибших, не умещаются они в малом пространстве человеческого воображения,
а когда статистика спрессует их в семь знаков арабской цифири, тогда быстро
проваливается такой семигранный чугунного веса кристаллик сквозь тонкую
сеть нашей избирательной памяти. А ведь каждый из двух миллионов погибал
отдельно, и разрушался при этом тоже отдельный душевный мир... И что с
того, что способов погибели изобретено четыре: битвы, голод, мор, разбой, -
возводясь в кубы и квадраты, становятся они вполне достаточны для потопа...
Тонули люди, захлебывались в крови... Да вот экая странность - в этом
крошеве судеб природа человеческая показала твердую неизменность: и любовь
пламенила людей, и дети рождались - надолго ли жить, другой вопрос; кто-то
богател, кто-то рос славой, плелись крупные и ничтожные интриги, честолюбие
вело и на смерть, и на измену, приходила и убегала удача, даже совесть
проклевывалась сквозь коросту грехов и, вопреки бросовой дешевизне десяти
заповедей, производила свою работу в избранных единицах... Вот такая
единица под именем Юрия Матулевича и появится скоро в повести, двигаясь по
своему отрезку временной координаты. Тут требуется краткое пояснение
событий, в силу каких воин двадцати трех лет, поднявшийся в веское звание
поручника, с тяжелой рукой, наделенной талантом глубокого сабельного удара,
с головой, которую отцы-иезуиты Полоцкого коллегиума нашпиговали всякой
всячиной по тогдашней учебной программе, сбив воедино риторику с поэтикой,
намеки на коперниковскую систему, азы латинского языка, кое-что из римской
и родной старины и начальный раздел демонологии, относящийся к бесам, - так
вот, в силу каких событий этот молодой образованный офицер оказался
освобожденным в погожие майские дни от военных забот и в товариществе
земляков рысил через вымершие и перебитые деревни в родной Игуменский
повет?
Собственно, события эти известны читателю со школьной скамьи - так что
достаточно будет беглого пунктира. Лишь потянуло теплом чаянной воли от
разгрома Хмельницким коронных гетманов в бабье лето сорок восьмого года,
как из курных хат вырвалась отточенная вековыми муками мужицкая ненависть -
и пошла воздавать, и заметалась предсмертным курьим бегом гордая шляхта. Уж
тут просто: как аукнется - так и откликнется. Сто лет шляхта давила
прикрепленный народец, как в голову взбредет, - настал час и ей похрипеть
под тяжелыми сапогами. Естественно, заработало золото: пришли немецкие
рейтары, венгерские драгуны, слепились шляхетские полки - началось
шестилетнее гашение пожара кровью. Зверской жестокости человек возглавил
шляхту и наемников - самый крупный белорусский магнат, польный гетман Януш
Радзивилл. Когда удавалось взять восставший город, победить казачий полк,
упивался пан Януш человеческой кровью, словно вампир. Так половина Бреста
полегла под шляхетскими саблями, от Пинска остались головешки да считанные