"Е.В.Тарле. Наполеон" - читать интересную книгу автора

лишь ничтожнейшая доля крупнейшей буржуазии города и деревни, потому что
Бурбон всегда будет дворянским королем, а не буржуазным, и с ним вернутся
феодализм и эмиграция, которая потребует обратно свои земли.
И все-таки, так как роялисты были из всех контрреволюционных группировок
лучше всех организованы, сплочены, снабжены активной помощью и средствами
из-за границы, имели на своей стороне духовенство, они и на этот раз взяли
в свои руки руководящую роль в подготовке низвержения Директории весной и
летом 1797 г. Это и должно было в конечном счете погубить и на этот раз
возглавляемое ими движение. Дело в том, что всякий раз частичные выборы в
Совет пятисот давали ясный перевес правым, реакционным, иногда даже
явственно роялистским элементам. Даже в самой Директории, находившейся под
угрозой контрреволюции, были колебания. Бартелеми и Карно были против
решительных мер, а Бартелеми и вообще тайно сочувствовал многому в
поднимающемся движении. Остальные три директора - Баррас, Ребель,
Ларевельер-Лепо - постоянно совещались, но не решались ничего предпринять,
чтобы предупредить готовящийся удар.
Одним из обстоятельств, которые очень тревожили Барраса и его двух
товарищей, не желавших без борьбы отдавать свою власть, а может быть, и
жизнь и решившихся бороться всеми мерами, было то, что генерал Пишегрю,
прославленный завоеванием Голландии в 1795 г., оказался в лагере оппозиции.
Он был избран президентом Совета пятисот, главой высшей законодательной
власти в государстве, и его предназначали в верховные руководители
готовящегося нападения на республиканских "триумвиров" - так называли трех
директоров (Барраса, Ларевельер-Лепо и Ребеля).
Таково было положение вещей летом 1797 г. Бонапарт, воюя в Италии, зорко
следил за тем, что делается в Париже. Он видел, что республике грозит явная
опасность. Сам Бонапарт республику не любил и вскоре республику задушил, но
он вовсе не намерен был допустить эту операцию преждевременно, а самое
главное, вовсе не желал, чтобы это пошло на пользу кому-либо другому. В
бессонную итальянскую ночь он уже ответил себе, что не всегда ему суждено
побеждать только в пользу "этих адвокатов". Но еще меньше он хотел
побеждать в пользу Бурбона. Его тоже, как и директоров, беспокоило, что во
главе врагов республики стоит один из популярных генералов - Пишегрю. Это
имя могло в решающий миг сбить с толку солдат. Они могли пойти за Пишегрю
именно потому, что верили в его искренний республиканизм, и могли не
понять, куда он их ведет.
Теперь уже без труда можно представить себе, что должен был почувствовать
Бонапарт, когда ему прислали из Триеста с такой поспешностью толстый
портфель, отобранный у арестованного графа д'Антрэга, и когда в этом
портфеле он нашел непререкаемые доказательства измены Пишегрю, тайных его
переговоров с агентом принца Конде, Фош-Борелем, прямые свидетельства о
давнем его предательском поведении относительно республики, которой он
служил. Только одна маленькая неприятность несколько замедлила отправку
этих бумаг прямо в Париж, к Баррасу. Дело в том, что в одной из бумаг (и
притом в самой важной для обвинения Пишегрю) другой агент Бурбонов,
Монгайар, между прочим рассказывал, что он побывают в Италии у Бонапарта в
главной квартире армии и пытался с ним тоже вести переговоры. Хотя ничего
больше и не было, кроме этих ничего не значащих строк, хотя Монгайар и мог
под каким-нибудь предлогом действительно побывать под чужим именем у
Бонапарта, но генерал Бонапарт решил, что лучше эти строки уничтожить,