"Татьяна Анатольевна Тарасова. Четыре времени года " - читать интересную книгу автора

последнего дня читала, правда, с громадной лупой. Входя в ее комнату, можно
было видеть такую идиллическую картину: у окна, сжавшись в комочек, сидит
бабушка в косыночке и с лупой в руке. Лицо совершенно просветленное. Из-за
бабушки мама никуда надолго уехать не могла. Ухаживать за ней она считала
только своей обязанностью, хотя близких у нас много.
Я воспитывалась мамой и двумя бабушками. Отец всегда был или на
соревнованиях, или на сборах, он не "вылезал" из своего хоккея, и все
"радости" моего ращения легли прежде всего на маму. Колготясь с двумя
дочерьми, работая, она еще успевала следить за тем, чтобы, когда отец
возвращался домой, он мог отдохнуть в уютной, доброй обстановке. Сейчас я
вижу, что мама все в жизни делала правильно и, не боюсь показаться
нескромной, даже меня сумела правильно воспитать, хотя это была нелегкая
задача. У нас очень цельная семья, мы живем в постоянном общении с родными.
Сейчас подобное тяготение не принято, а мы собираемся вместе не только по
праздникам. Мы просто любим друг друга - это тоже заслуга матери.
Нет дня, чтобы вечером, в половине седьмого, за полчаса до второй
тренировки, она бы не позвонила мне и не спросила, как я себя чувствую, не
болит ли у меня голова, не нужны ли мне лекарства, не надо ли пригласить
медсестру, чтобы сделали укол, но под конец обязательно скажет: "Танечка, ты
не опаздываешь?" Это уже "наследие" отца. Она не понимает, как тренер может
не поехать на тренировку. На работу надо ходить, даже если умираешь, при
любой температуре, потому что нельзя оставлять людей, о которых заботишься.
Когда я говорю, что очень устала или что очень плохо себя чувствую,- эти
жалобы принимаются с состраданием, но если я скажу, что у кого-то из ребят
болит нога, мама приходит в волнение: "Что же ты сидишь, надо что-то делать,
надо искать врача-специалиста". У нас в семье не принято в первую очередь
заниматься собой. Но стоит мне сказать, что я вечером, после тренировки,
поеду к подруге, как мама тут же вспомнит, что я очень устала, очень плохо
себя чувствую и мне надо полежать.
Раньше мама не пропускала ни одного моего соревнования, потом ни одного
соревнования моих учеников, если оно проходило в Москве, сейчас она уже не
успевает. У нее свой взгляд на мои постановки. Она считает, что у меня
сильный уклон в сторону драматизма, а народ пришел не для того, чтобы
грустить. "Почему четырнадцать тысяч зрителей московского Дворца спорта
должны грустить, - рассуждает мама, - это неправильно. Хочется чего-то
веселого, легкого. Вот посмотри- "цыганочка", замечательный танец". Этими
разговорами она меня порой так донимает, что я выхожу из себя и с ней на
время порчу отношения. Она понимает, что танцы должны быть разноплановые,
что драматический танец сильнее комического, но все равно аккуратно
выспрашивает, какую музыку я взяла: "Фу, гадость - рок-н-ролл" или "Русскую,
вот это хорошо", "цыганочку" делаешь, ну, просто прелесть". А потом:
"Посмотри, посмотри, я, конечно, ничего сказать не хочу, но после
"цыганочки" все браво кричат, и всем так нравится, и на душе у всех хорошо.
Вы выступаете последним номером (мои ученики долгое время закрывали
программу показательных выступлений), значит, люди должны уходить с хорошим
настроением. А то и на работе люди устают, и от забот, к тому же любят ужасы
всякие друг другу рассказывать, на каток пришли отдохнуть- и танцы грустные
мысли навевают. Смотреть это совершенно нежелательно. Хочется смотреть на
то, от чего душа радуется. Что-нибудь веселое!"
Мама прочла черновики моих записей и возмутилась: "Что ж ты пишешь, что